— Я — фактически акушерка, — подала голос Грета. Она не вступала в разговор, пока не поняла, в какую сторону склоняется маятник.
Калиста взглянула на Марни, потом на остальных.
— Не знаю. Может быть. Хорошо. Разве что в качестве запасного варианта.
Все мгновенно повскакали с мест и кинулись её обнимать.
— Я знаю, что обрела здесь родной дом. — В глазах Калисты стояли слезы. — Такой счастливой я ещё никогда не была.
И она не кривила душой. Однако это была не вся правда. Калиста произносила правильные слова, говорила то, что хотели от неё слышать. Но с приближением родов она приняла решение, что будет отслеживать расписание паромов. На всякий случай.
Родильную палату покрасили в бледно-жёлтый цвет, равно как и железную больничную кровать, которую доставили на пароме из города. Марни наняла человека, который красил раму три раза, чтобы добиться нужного цвета.
— Я хочу увидеть цвет солнца, но не такой, каким оно бывает в ослепительно яркий день. А ласковым ясным утром. Рано-рано. Сразу после восхода.
— Не знаю, Марни. — По мнению Греты, Марни, бывало, посещали совершенно нелепые идеи, и указать ей на это осмеливалась только она одна. — Больше похоже на цвет лимона Мейера. Таким солнце бывает в два часа пополудни.
Марни недовольно взглянула на неё.
— Не смейся надо мной, Грета.
— Я говорю так, как я это вижу. Определённо цвет лимона Мейера. Каким солнце бывает обычно ближе к половине третьего.
— В два пятнадцать, — поправила её Марни, на этот раз с улыбкой.
Они обе усмехнулись, затем позвали рабочего и поручили ему нанести еще один слой краски, чтобы добиться цвета, соответствующего специфическим представлениям Марни.
Как-то незадолго до знаменательного дня женщины после обеда трудились в саду. Дина, придя к ним на помощь, работала рядом с Калистой. Они срывали цветки календулы для ресторана, откуда утром поступил заказ на пушистые оранжевые корзиночки. Там собирались на ужин варить суп из щавеля и календулы.
Дина поинтересовалась у Калисты, как она относится к тому, что скоро у неё появится ребенок.
— Мне рожать не впервой, как тебе известно.
— Ну да. Я к тому и веду, — отвечала Дина. — Ведь это другой случай. Теперь ты сама по себе.
Дине было свойственно трудные вопросы задавать с располагающей искренностью, и это доказывало, что как актриса она была куда более талантлива, чем о ней думали.
— Мальчики живут с отцом. Они его любят. Он — хороший человек… просто не то, что мне нужно в жизни.
Дина потёрла подушечки пальцев, ставшие оранжевыми от лепестков календулы.
— Ну да. А этот ребёнок… он ведь тоже его, верно?
— Да. То есть нет. Марни советует, чтобы я думала о нём исключительно как о своем ребёнке. Он
У Дины своих детей не было, но у одного из её бывших мужей имелась дочь, которую она растила два года. Близки они с ней никогда не были, говорила всем Дина, за исключением тех случаев, когда девочке требовались деньги или она хотела бесплатно провести выходные в доме мачехи в Палм-Спрингс. Назло падчерице Дина продала этот дом с нелепыми статуями греческих богов одной милой чете из Сан-Франциско, а себе купила другой, не столь вычурный, в Палм-Дезерт.
Своему бывшему и его дочери про новый укромный особняк она ничего не сказала.
— Я уверена, ты справишься. Свою падчерицу, Трену, я растила фактически одна, не рассчитывая на помощь её придурошного папаши. Так что я знаю, о чём говорю, — сказала Дина. — Просто хочу заострить твое внимание на том, что у этого твоего ребёнка тоже есть отец, который захочет принять участие в его воспитании.
— Если узнает про него, — кивнула Калиста.
— А он не знает? — удивилась Дина.
— Нет. Если б знал, пошел бы на что угодно, лишь бы я его не бросила.
— Он агрессивный человек?
— Напротив. Очень порядочный. Его возмущало, что я попала под влияние Марни, хотя я сто раз ему говорила, что дело не в Марни, что меня привлекает её учение. Он просто не мог понять,
Щурясь на солнце, Дина положила руку на живот Калисты.
— Как ты поступишь, когда он узнает?
— Узнает? А он не узнает.
И тут в разговор вмешалась Марни.
— Дина, я знаю, что твой Голливуд живет сплетнями и инсинуациями, но здесь это не играет. Оставь Калисту в покое. У неё своя жизнь. Мы все здесь как одна семья, но всё же каждый из нас — отдельная личность. И у каждого своя личная история.
Дина вздрогнула, будто её ударили по лицу.
В каком-то смысле, это была пощечина.
Калиста взглянула на Марни и одними губами произнесла «спасибо».
В душе она чувствовала себя обманщицей. Подыгрывала и нашим, и вашим. Не знала, кому доверять.
Ферма Спеллман была красивым местом, где жили красивые люди.
Красивые лгуньи со скрытыми побуждениями.
Калиста осознала, что она одна из них. Именно в это мгновение она решила, что не станет рожать на ферме.
Глава 69