«Я принесла бинт и мазь.
— Что это? — спросила мать, с упреком глядя на меня.
— Я сама сделала, — объяснила я. — Целебное средство. Из пчелиного воска и трав. Как твои мыла. Только это — для порезов и всего такого.
Мать посмотрела на голубую баночку из-под крема „Noxzema“, которую я приспособила под свое снадобье, потом подняла глаза на меня и понюхала мазь.
— Календула?
Я кивнула.
— А также мёд и кое-что ещё.
Мать обмазала ногу брата янтарным бальзамом. Он почти сразу перестал плакать.
— Что, меньше стало болеть? — спросила его мать.
К тому времени паром уже отчалил. Брат лёг спать, и на следующий день, когда я проснулась, он уже завтракал на кухне с родителями. Баночка из-под крема „Noxzema“ стояла в центре стола.
— Доброе утро, — поприветствовал меня отец.
— Как брат? — справилась я.
У матери были заплаканные глаза, но в первую минуту я не придала этому значения. Отец с братом улыбались. А потом отец встал и обнял меня так крепко, как никогда не обнимал. Его примеру последовала мать, затем брат. Мы были как одно целое, в полнейшей гармонии друг с другом. О таком я даже не мечтала. Обычно мать выступала в роли распорядителя. Отец всегда был слишком занят на ферме. А брат… он только и делал что вертелся под ногами. Но не в то утро. Все плакали. И я тоже заплакала.
— Что случилась? — спросила я. — Почему мы плачем?
— Взгляни на его ногу, — сказал отец.
— Свершилось чудо, — добавила мать.
Я отстранилась от них и опустила взгляд покрасневших глаз на ногу брата. Она была абсолютно нормальной. Кожа чистая. От вчерашнего ожога не осталось и следа».
Хм, какой странный выбор слов для обозначения близких людей. Мать? Отец? Брат? Они были частью жизни Марни, но она писала о них отстраненно, как о чужих. Наделила родных именами нарицательными, чтобы выделяться на их фоне. Линдси была уверена, что в сюжете повествования Марни они всего лишь фигуры — подлинные или вымышленные, — исполняющие роли, которые она им отвела.
«Сейчас я пишу это и, естественно, невольно, вспоминаю тот день, когда пчёлы показали мне эликсир, который я создала для обожженной ноги брата и поместила в ту голубую баночку. Я знаю теперь и знала тогда, что это было никакое не чудо. Пчёлы научили меня, какие компоненты нужно смешать, чтобы уберечь брата от операции по пересадке кожи. Они говорили со мной — не словами, а на уровне ощущений. Сообщили свою волю. Если вам доводилось сидеть на бревне плавника и, глядя на океан, слушать ритмичную музыку волн, облизывающих берег, тогда, возможно, вы понимаете, что я имею в виду. Если прислушаться, можно различить текст послания.
Послания, адресованного не разуму, но сердцу».
Глава 46