Ульфхеднар (СИ)

Поозиравшись по сторонам и ничего толком не углядев, Сэхунн повернулся к волку. Видел едва заметный пар, что шёл от вытекающей из ран крови. Тепло манило. Сэхунн не знал, что делать, просто верил, что это сон. Ёжился, когда волк глядел на него пустыми глазницами черепа, за которыми тлела зелень. Только волка Сэхунн не боялся, пусть волк и выглядел жутко. А вот то, что клубилось в тумане, пугало до дрожи, как и могучий древний дуб, лишённый листвы.

Сэхунн неуверенно шагнул вперёд, по наитию ухватил руками — обеими, надо же — поржавевшую цепь и потянул изо всех сил. Цепь и на волос не сдвинулась. Сэхунн пыхтел, упирался ногой в выступающий из земли толстый корень, тянул — и хоть бы что.

Волк обречённо вздохнул — тяжко, словно человек.

— Потерпи, волчик, ладно? — тихонько попросил Сэхунн и беспомощно огляделся. Под ногами различил толстую ветку, поднял и попытался просунуть её между цепью и стволом. Мучился, пока ветка щепками не разлетелась.

Потом Сэхунн нашёл камень, обеими руками поднял и ударил по цепи. Бил и бил одержимо. Порой из-под камня искры летели при ударах. Сэхунн взмок весь, но продолжал колотить камнем по цепи, а цепь не поддавалась.

Шмыгнув носом, Сэхунн выронил камень из разбитых в кровь рук, кинулся к волку и обхватил обеими руками.

— Да пусти ты, пень… не отдам!

Сэхунн держал волка, тянул к себе, пытался окровавленными ладонями отпихнуть зубья из коры и древесины. Дивно, но дерево трещало там, куда попадала кровь Сэхунна. Кора темнела, трескалась и осыпалась трухой.

Сэхунн левой рукой провёл по волчьему черепу, подставил ладонь под клыки, распорол об острые зубы и прижал к могучему стволу. Тотчас у Сэхунна уши заложило от утробного стона и внезапного треска, с которым многовековой ствол раскололся.

Трещина пробежала прямиком от окровавленной ладони Сэхунна, разрослась на глазах, а сам Сэхунн с волком отвалились от дуба и растянулись на земле.

Оглушённый и ничего не разумеющий Сэхунн шлёпнул ладонью по толстенной цепи, щедро измазывая её кровью. Ржа посыпалась, изгрызая металл, истончая, обращая в пыль.

Сэхунн кое-как поднялся на ноги, ухватил волка — тяжеленного и неподвижного — и, пошатываясь, побрёл прочь от расколотого дуба. Туман сгустился так, что Сэхунн шёл как в молоке. Куда — одним богам ведомо. Зачем — а кто его знает. Сэхунн изо всех сил цеплялся за волка, прижимал к себе и скованно переставлял ноги.

Распоротая ладонь онемела, в ушах шумело, в груди давило и жгло, ком в горле мешал сглотнуть горькую слюну, тяжесть оттягивала руки. Но Сэхунн упрямо переставлял ноги и уносил с собой волка.

В рассвет уносил. Ведь когда-нибудь рассвет же должен был случиться — пусть и в таком страшном сне, но должен ведь?

***

Проснулся Сэхунн от того, что ему тёплым и влажным языком вылизывали щёку. Он приоткрыл глаза и сразу прищурился — на востоке показалось краем солнце, ударило яркими лучиками прямо в лицо, окатило щекотным жаром.

Волк сидел рядом на траве и выжидающе смотрел на Сэхунна, склонив голову вправо. Шумно облизнулся, сверкнув на миг розовым кончиком языка.

Странный волк. И вообще Сэхунну уже всё вокруг казалось странным. Видать, верно говорили люди, что земли вендов зачарованные.

Сэхунн неловко сел, поёжился и сунул левую ладонь меж колен. Отогревал, потому что на кончиках пальцев всё ещё чуялась стылость тумана из сна. Волк будто уразумел всё лишь по одному движению Сэхунна: поднялся, подошёл вплотную и привалился жарким пушистым боком — делился теплом.

— На посланника Одина ты не слишком похож, мохнатый, — пробормотал Сэхунн, но запустил пальцы в густой мех. — Да и не верят тут в Одина. И чего ты ко мне прибился?

Волк чуточку отодвинулся, скосил глаза на Сэхунна, потом осторожно лизнул повисшую в воздухе ладонь.

Нагладив волка вволю, Сэхунн решил заняться полезным делом, покуда все ещё спали. Он пошуровал в орешнике, срезал подходящий прут — толстенький и короткий, уселся на траве и зажал прут коленями. Ножом старательно срезал кору и стёсывал щепки. Получалось не без труда — одной рукой хоть как неловко, но таки плоская узкая деревяшка с ладонь длиной у Сэхунна вышла.

Волк всё так же сидел рядом и с живым любопытством наблюдал за сэхунновыми муками. Склонил голову влево, когда Сэхунн принялся намечать на полоске из орешника очертания волшебных рун.

— Кано. То пламени руна, что исцелит и вид первозданный всему возвратит, — тихо-тихо сказал Сэхунн, вырезая неверной левой рукой целебную руну. — Но берегись, ведь платить надобно болью, стыдом, кровью и заклятьем за жар Муспельхэйма*… Руна Эваз, лучшего из коней, восьминогого, чтобы сдвинулось дело скорей… Целебная Инг для равновесия духа и жизненных сил… Иса льдом болезнь остановит, коль умела скальда рука, но она даст лишь передышку — надобно плотно сомкнуть уста… — Сэхунн корпел над ледяной руной и впрямь с плотно сжатыми губами, чтобы сила руны втуне не пропала. — Прошлого нет, а грядущее родиться ещё не успело, но целебная Перт может удачу послать, коль кости бросить решусь…