Ульфхеднар (СИ)

Лейф вновь глянул на Сэхунна, а затем повернул коня вслед за волком, что терпеливо ждал на тропе. Все свернули за хёвдингом, и Сэхунн — тоже.

Волк бежал прытко впереди, пока не растаял в густеющем сумраке тенью бесплотной, но Сэхунн мог поклясться всеми богами разом, что волк был рядом и смотрел прямо на него — Сэхунн чуял жгучий взор кожей.

__________

* Полосатые кони — дрыкганты, лесные рысаки (обитали на территории Великого Княжества Литовского — Беларусь, Западная Польша, Литва), ловко бегали и по лесам, и по болотам, очень выносливые, могли долгое время скакать без остановок. Считается, что они вымерли более 4 сотен лет назад, известны по легендам в основном. По окрасу полосатые или пятнистые, или полосато-пятнистые сразу, как тигры или рыси, более мохнатые, чем монгольские породы. И копыта у них были крупнее, чем обычно. В Европе их ещё называли скакунами тигровой масти.

* Елань — лесная поляна.

* Муспельхэйм — один из девяти миров, страна огненных великанов, огненное царство, которым правит огненный великан Сурт («Чёрный»).

* Слейпнир — «скользящий» или «живой, проворный, шустрый», восьминогий конь Одина, порождение Локи.

* Норны — три женщины, наделенные чудесным даром определять судьбы мира, людей и даже богов.

* Смарагд — изумруд.

* Вёльва — провидица.

========== Меч для однорукого ==========

Меч для однорукого

Уже затемно кони свернули по тропе под раскидистые дубовые ветви. Сэхунн зябко поёжился — могучие многовековые стволы навевали думы о пугающем сне и волке с черепом вместо головы. В дубраве угрозы Сэхунн не чуял, но видения из сна приходили незваными.

Впереди завыли — низко и протяжно. А через миг всего тропа повернула, и вдали заплясал огонёк. Чем ближе они подъезжали, тем лучше становилось видно охваченный пламенем курган. Из брёвен и веток сложили кучу и подпалили. Вокруг огромного костра сидели мужи в годах и старцы, обряженные в некрашеные льняные балахоны. Глаза их были закрыты, а сами они слегка раскачивались и будто напевали что-то. Сэхунн ни звука не слышал, но песнь ощущалась вплетённой в сам воздух, густой и уже заметно прохладный.

Сэхунн взором ощупывал старцев, огнище и всё вокруг. Удивляло, что нигде не поставили варту. Но даже неугомонный вертлявый Гинтас почтительно притих и хрипло шепнул:

— Вайделоты.

Как Сэхунн уразумел за время пути из жестов и неуклюжих пояснений, вайделотами тут обзывали жрецов, мудрецов и законников сразу. Вот как дома были старцы, помнившие законы слово в слово, так и тут. Только тут эти вайделоты ещё и с богами разговаривали при жизни, споры разрешали, исцелять умели и недобрых духов гонять. И слово каждого из них стоило дорого — к ним не просто прислушивались, а с благодарностью внимали.

Сэхунн плотнее прижал к груди искалеченную руку и тихонько вздохнул. Он не ждал, что ему тут же кинутся руку лечить, ведь чужак и другим богам молится. А вдруг и вовсе погонят хворостиной подальше, чтоб беду не накликать? Всякие боги свой люд блюли. Даром им надо тратить силы и благодать на приблудных псов!

Турин Старый со стягом в руке гордо ехал во главе маленького отряда и уверенно выбирал путь. Окружьем взял костёр с вайделотами и направил коня к просвету меж дубами, где умирающим заревом ещё теплился край неба на западе.

— Знич, — шепнул украдкой Гинтас и повёл подбородком в сторону огня. Сэхунн пока не разобрался, поклонялись ли местные зничу или считали просто неким знаком. Ведь Турин прежде говорил, что знич разжигают и вартовые, если видят чужих. После, правда, Сэхунну Гинтас уж растолковал, что зничем могли передать что угодно. Как посланием. И что знич всегда священен. Язык, на котором говорят боги, — пламя и вода.

Так они въехали в молодую дубраву, где жила рагана. Жилище ей сложили из толстых брёвен, — большое и округлое, но не такое приземистое, как складывали дома, в Халогалане, и понаряднее, а вот крышу укрыли так же — дёрном. И теперь над домом зеленела травка, пестрела цветами. Главные ворота были широко распахнуты и украшены дубовыми веточками с желудями. Выглядело гостеприимно.

Из дома выбежала девчушка в подпоясанном льняном балахоне и с деревянным ковшом в руках. Ждала, покуда путники спешатся, кланялась и подавала ковш со студёной водой. Сэхунн поглядывал, как Турин делал глоток, возвращал ковш, а девчушка уже кланялась Лейфу хёвдингу и протягивала ковш сызнова. Так и до Сэхунна очередь дошла. Зато на душе полегчало. Коль предложили воды всем вместе отведать, то ночью нож в спину втыкать не собирались. Чай не всем быть Асгейрами Кривыми. Да и коль воду предложили разделить, то и трапезу разделят.

Гинтас, видно, приметил тревогу Сэхунна, хмыкнул и хлопнул ладонью по здоровому плечу, да тут же и пошёл волочиться за девчушкой с ковшом. Та пунцовела, широким рукавом лицо прикрывала, а Гинтас знай себе вился шмелем над цветком, пока не шугнула его выглянувшая из дома старуха, погрозила сухоньким кулачком. Девчушка мигом сбежала к старухе под крыло и лукавыми глазами стрельнула в Гинтаса напоследок.