Ульфхеднар (СИ)

Ладонью Сэхунн гладил волка по голове, между ушами, трепал легонько и мех перебирал на загривке. И Сэхунн улыбался беспричинно, засыпая вновь и чувствуя на скуле горячее частое дыхание.

Спалось Сэхунну сладко и жарко, а когда века коснулся робкий лучик зари, он зажмурился, приник к тёплому и вздумал погладить волка. Левая ладонь скользнула по гладкому. Сэхун вёл ладонью бездумно и пытался понять, почему ему гладко, пока не добрался пальцами до пушистого. И по пушистому вёл, покуда не уразумел, что ведёт явно по человеческой ноге — колено вот, мохнатое.

Испуганно распахнув глаза, Сэхунн приподнял голову и ошалело уставился на медовую кожу. Воевода Кай тихо сопел Сэхунну в плечо, держал рукой за пояс, а ступню просунул между лодыжками Сэхунна. Сонно фыркнул по-волчьи, потёрся о плечо носом, пощекотав тонкими косицами Сэхунну грудь слева.

Сэхунн уронил голову обратно и моргнул. Он ведь точно помнил, что по нему ночью волк топтался. Помнил густой мех под ладонью. Сейчас, правда, под ладонью тоже меха хватало, но… У Сэхунна загорелись скулы, едва уразумел он, что ладонь его покоилась на жёстком бедре, укрытом густой шёрсткой. Руку он тотчас отдёрнул и сжал в кулак, будто обжёгся.

Ночью топтался волк, а на заре сопел в плечо сам воевода. Волк — воевода. Воевода — волк. Значит, не врали, что очищение ульфхеднары с помощью духа волка проходили. Помыслы зверя чисты, просты и богам угодны. Но вот увидеть рядом с собой спящего воеводу Кая Сэхунн точно никак не ожидал — сбежать хотелось, чтоб никто не увидел. И поскорее.

Пятки Сэхунну припекло и того пуще, когда Кай сонно заворчал во сне, подгрёб Сэхунна ближе и прижался к плечу нагому губами. Вот теми самыми полными и твёрдыми, сухими губами. А после Кай облизнулся, щедро мазнув кончиком языка по коже на плече.

Сэхунн окаменел, боясь вздохнуть. Жаром плеснуло в губы от воспоминаний — Сэхунн чуял как наяву, как Кай целовал его той ночью. Допредь Сэхунн ни разу так не целовался, ни с кем. И он подумать не мог, что поцелуй — это так вот… Колкими мурашками сыпануло по спине — от загривка до пояса и ниже. Сэхунн невольно поёрзал и до боли закусил губу, стремясь обуздать собственное тело, что вело себя необычно рядом с Каем. Внутри Сэхунна жар сбивался в тяжёлый вращающийся ком и щекотал под кожей сразу везде. Лежать так было невыносимо. Хотелось нестерпимо сделать что-то, но Сэхунн не знал и не разумел, что это за стремление такое и что делать можно и нужно.

Кай опять завозился: крепче ухватил за пояс, просунул колено меж сэхунновых ног, вовсе не заметив попыток того избегнуть, прижался узкими бёдрами, а голову умостил на груди Сэхунна — щекой накрыл сосок, вмиг обдав его жаром так, что Сэхунн взвыл бы волком, если б не опасался, что набегут лишние люди и увидят всё вот это. Кай был горячий, как волк, местами и пушистый, как волк, сонно ворчал по-волчьи, нюхал Сэхунна и облизывался во сне тоже по-волчьи.

Сэхунн хотел шею потрогать, как вспомнил об острых зубах, но левой рукой и шевельнуть было боязно — а как разбудит? И тогда что? Сэхунн мог только попробовать двинуть правой рукой — немощной. После долгих мук выпростал руку из-под шкуры и скосил глаза. Правая рука выглядела бледной, исхудавшей и слабой. Местами на ней узоры вен складывались в безобразные синяки, в локте рука будто распухла, а выше и ниже локтя безобразные рубцы вздулись ядовито-розовыми буграми с молоденькой тонкой кожицей. Без слёз не взглянешь на такое убожество. Не рука, а тролльи объедки. Хорошо, пальцы хоть не скрючило.

Сэхунн отвёл взор от руки и чуть не помер на месте под пристальным взглядом Кая. Тот смотрел по-волчьи, и лицо его было так близко, что у Сэхунна едва душа в тот же миг не отлетела прочь от тела. Кай без смущения приподнялся, коснулся кончиками пальцев рубцов, огладил, а после подался к руке и скользнул губами, согрел выдохом долгим.

Сэхунн зажмурился от стыда, мечтая и впрямь на месте помереть, потому что дико, сладко до упоения и — срам признаться кому — ещё охота почуять сухие в трещинках губы на себе, на ноющей и дёргающей болью руке, потому что вовсе не больно, когда горячими губами и выдохами…

Кончиком пальца по острой ключице — щекотно. Сэхунн виновато открыл глаза.

— И это — моё тоже, — непреклонно шепнул Кай, глядя на него сверху и почти касаясь губами дрожащих сэхунновых губ.

— Ты волк? — Ничего умнее из непередуманных вопросов Сэхунну на язык не попало.

— Волк, — без капли сомнения или колебания ответил Кай. Смотрел. Не отводил глаз. Глазами ел заживо, разжигая в Сэхунне пламя.

— Зачем тебе я?

— Ты мой.

— Я тебя не знаю даже.

— Знаешь. Твоя суть знает и помнит. Ты рука, что меня кормит. И ты ждал меня, сколько себя помнишь. Ты мой, Сэхунн. — Имя Кай произнёс немного нараспев, будто пробуя на вкус.

— И ты меня загрызёшь?

Кай смотрел молча с укором едким, едва водил пальцем по нижней губе Сэхунна, дышал неслышно. Чуть заметно покачал головой.

— Тогда зачем я тебе?