Ульян едет в Крым

Гомер достался мне без первых страниц и выходных данных. Напечатан он был в каком-нибудь Ташкентском книжном издательстве, потом, судя по размытому синему штампу на семнадцатой странице, долго пылился на полке в одной из средних школ города Самарканда, а на древнюю крымскую землю попал, вероятно, с потоком беженцев и намотал, вероятно, не одну сотню километров, пока судьба не забросила его на кухню к Дементию, чтобы он мог стать наконец подставкой для донецкой чугунной сковороды. Именно под сковородой я его и приметил. Дементий в ответ на все мои претензии только развел руками: мол, знать не знал, что это литературный памятник. И тут же выразил готовность совершить обоюдовыгодный обмен — отдать раритет за две бутылки пива. В итоге мы с Дементием ударили по рукам, и с тех пор Гомер, перекочевав в мою палатку, которую я делю с Лёхой Хилесовым, стал своим гекзаметром скрашивать мое вынужденное «ничегонеделанье» на окраине славной Феодосии.

«После того же, как солнце зашло и сумрак спустился, спать улеглись все ахейцы вблизи корабельных причалов. Но лишь взошла розоперстая, рано рожденная, Эос, в путь они двинулись снова к пространному стану ахейцев с ветром попутным, который ахейцам послал Аполлон Дальновержец. Белые вверх паруса они подняли, мачту поставив, парус срединный надулся от ветра, и ярко вскипели воды пурпурного моря под носом идущего судна; быстро бежало оно, свой путь по волнам совершая. После того, как достигли пространного стана ахейцев, черное судно они далеко оттащили на сушу и над песком на высоких подпорках его укрепили. Сами же все разошлись по своим кораблям и по стану…»

В мое отсутствие в стане «ахейцев» диспозиция не изменилась. У кирпичного мангала во дворе дома номер семь по улице 3-я Железобетонная по-прежнему спит лицом вниз уставший Зяма, он же Ростислав Непомнящих, очень отзывчивый человек, с которым мы недавно познакомились на автостанции Коктебеля и тут же стремительно сдружились. Чуть в сторонке на пластиковых раскладных стульях отдыхают лучшие друзья Зямы по босоногой юности: Вован Меняйлов со своим сводным братом Виктором Агаповым — Агапом.

Центральную позицию занимает неутомимый Алексей Хилесов, он же Лёха-космонавт. По общему мнению жителей Челноков, из него ничего путного не должно было выйти в принципе, но Лёха так сильно хотел попасть в детстве на Луну, что почти добился успеха. Нет, на Луне он, конечно, не побывал, иначе мы бы это знали, но все же дослужился до майора ВВС. И даже, по его словам, целых два месяца стоял в очереди на зачисление в отряд космонавтов.

— Ёпрст, Лёлик! — машет мне руками Вован и громко икает. — Ты зачем дес-с-сантируешься от коллектива?

В юности Вован играл левым крайним полузащитником в трех командах второй лиги, дотянул до диплома в физкультурном институте, после чего незаметно оказался на тренерской работе в детском спортивном клубе «Спартаковец».

— Или ты, типа, нас не уважаешь?

Я молчу в ответ. С одной стороны, этот коллектив уважать мне, собственно, не за что. С другой стороны, ведь что-то же меня здесь держит.

Агап пьяно кивает в такт словам брата и опрокидывает в себя содержимое стакана. В отличие от своего добродушного брата, обменявшего большую часть волос на массивное пивное брюхо, Агап меня напрягает. Я думаю, что он непредсказуем, и при взгляде на Агапа в груди у меня непроизвольно возникает холодок.

Высокий, жилистый, дерзкий, со сбитыми кулаками, Агап успел побывать и юным спортивным дарованием, и чемпионом области по боксу, и «бригадиром» на Центральном рынке, и подозреваемым по громкому делу о хулиганском нападении на группу торговцев из Азербайджана. Последние десять лет Агап, на радость старушке маме, имеет статус индивидуального предпринимателя. Бизнес у него нехитрый — в нескольких контейнерах на местной оптовке сбывает втридорога бракованную китайскую сантехнику. Покупатели, конечно, пытаются жаловаться и даже приносят на возврат купленный товар, но после разговора с владельцем торговых точек становятся более покладистыми…

— Лёлик, ну ты чего? — примирительно улыбается мне Лёха-космонавт. — Ты на пацанов зла не держи. Садись, скушай шашлык-машлык. А то этот «Чойс» у меня лично уже обратно лезет. С утра он с грибами, в обед — с говядиной, на ужин — аналогичная хрень. Мы так скоро по-корейски закукарекаем… Ты у нас по званию кто?

— Лейтенант запаса, — говорю. — По последнему мобилизационному предписанию — командир понтонно-мостового взвода.

— Тогда тебе «три звездочки». Не откажи в любезности откушать, сударь!

Быстро вливаю в себя едкую жидкость коньячного цвета, закусываю куском холодной свинины и киваю в сторону мангала.

— Зяма наш не подгорит?

— Зяма-то? А где наш Зяма? — Лёха крутит головой. — А, ну теперь мне все понятно. То-то я думаю, куда Зяма подевался? А он уже того… почти готовченко.

Вован поднимается и, шатаясь, идет к мангалу, где пытается поддеть ногой неподвижное тело друга юности.

— Вставай, Зяма, за тобой Жанночка пришла. Ну, давай же, черт лохматый! Жан-на пришла, говорю! Вставай, а то мамка ругать будет!