Улика № 13

– Документик не предъявите? – вежливо попросила Красноперова, и Стерхова сполна удовлетворила ее любопытство: вместе с удостоверением личности предъявила копию постановления о возобновлении расследования дела о гибели Тепляковой.

– Да-да… Конечно же, я слышала об этом ужасном случае. В театрах помимо интриг и сплетен случается и такое.

– Возможно, то и другое связано, – глубокомысленно обронила Стерхова.

– Да. Ну-у-у… – протянула Красноперова. – У нас, конечно, интригуют, но не до такой же степени, чтобы убить.

– Вот и будем разбираться. С вашей, конечно, помощью.

– Как говорится, чем могу – помогу. Но, к слову сказать… – Гликерия Львовна развела руками. – С тех пор прошло много времени, остались лишь немногие, да и те уже в возрасте.

– Бывает и хуже, – сказала Стерхова. Уж она-то знала, о чем говорит.

Красноперову окликнули. Директор сделала знак рукой: дескать, подождите, и сказала Анне:

– Будет нужна помощь, обращайтесь.

Из зрительного зала донеслись аплодисменты и крики «браво». Спустя минуту со сцены в коридор посыпались актеры массовки, которые не выходили на поклон. Еще через минуту с цветами вышли премьеры.

Когда и те, и другие разошлись по гримеркам, Стерхова отыскала дверь с табличкой «Народный артист России Николай Петрович Лаврентьев». Стукнув по ней пару раз костяшками пальцев, спросила:

– Можно войти?

Из-за двери послышался сочный, артистичный баритон:

– Входите!

Анна вошла в гримуборную и увидела статного красавца с благородной осанкой. Он стоял у освещенного трехстворчатого зеркала и снимал ватой грим.

– Что вам угодно, голубушка?

– Хотела с вами поговорить.

Он указал рукой на свободный стул.

– Прошу вас, садитесь. – Красивый баритон артиста переливался от слова к слову, наполняя гримуборную, словно мелодия.

Наблюдая, как он садится у зеркала и стирает с лица грим, Стерхова заметила в его каштановой шевелюре отросшие корни седых волос. По мере того, как из-под грима проступало живое лицо Лаврентьева, она отмечала его особенности: слишком близко посаженные глаза, тонкую переносицу и мелкие морщины, испещрившие кожу. Теперь он не казался ей таким уж красавцем.

– Хотите выразить свой восторг? – чуть красуясь, сказал Лаврентьев.

– Я не смотрела спектакль, – ответила Анна.

Он резко обернулся и вперился в нее непонимающим взглядом.

– Кто вы такая?

– Следователь Анна Стерхова. Возможно, вы помните меня девочкой, я – племянница Руфи Адамовны.

– Как бы ни хотелось, не помню. Мне говорили, что вы шныряете по театру и пристаете с расспросами. От меня вам что надо? – Было видно, что Стерхова не вызывает у артиста симпатии.

– Мне нужно, чтобы вы рассказали, как погибла Теплякова. И, кстати, кого вы играли в том спектакле?

– Разумеется, принца, – холодно проронил Лаврентьев. – У меня фактура героя.

– Вы стояли за кулисой, когда Теплякова упала в люк?

– Практически у задника в правой кулисе.

– Видели момент ее гибели?

– Я видел только дым. Такой, знаете, спецэффект, который обеспечивал исчезновение феи-крестной.

– А ее саму? – спросила Стерхова.

– Теплякову не видел. Во-первых, из-за дыма. Во-вторых, от меня ее заслоняла карета. Но когда рабочие затянули карету с Золушкой за кулису, Тепляковой на сцене уже не было.

– Значит, это все, что можете рассказать?

Лаврентьев широко раскинул руки, выражая крайнее сожаление.

– Мне очень жаль.

Стерхова понимала, что ей осталось только уйти, но она так легко не сдавалась. У нее оставалось достаточно вопросов, которые стоило задать этому самовлюбленному павлину.

– В каких отношениях вы были с Тепляковой?

– Имеется в виду нечто личное? – уточнил Лаврентьев.

– Не только это, но было бы интересно знать.

– Я не особенно выделял ее среди прочих актрис. Тамила была значительно старше меня.

– Сколько вам было лет в момент ее гибели?

– Лет двадцать пять… – Он закатил глаза, словно подсчитывая, после чего тряхнул уложенной шевелюрой. – Да! Мне было двадцать пять лет.

– Значит, разница в возрасте составляла более пятнадцати лет. Наверное, Теплякова считала вас малолеткой? – Задавая этот вопрос, Анна пристально глядела в лицо артиста.

Он преувеличенно скромно потупился.

– Не знаю, не знаю… Если быть откровенным, одно время мне казалось, что Теплякова мною увлечена.

– Когда это было? – спросила Стерхова. – Задолго до ее гибели?

– Как раз накануне.

– Вы отвечали ей взаимностью?

– Я не обсуждаю подобные темы, – холодно обрубил Лаврентьев.

– Тогда еще один вопрос… Где вы были перед тем, как встать у задника за правой кулисой?

Он вскинул руки и театрально расхохотался.

– Вы действительно считаете, что я могу это вспомнить?

В это время в гримерку заглянул актер в кружевном жабо с остатками грима на лице:

– Николай Петрович, нас ждут в буфете!

– Сейчас, сейчас… – Лаврентьев поднялся и сверху вниз посмотрел на Стерхову. – Надеюсь, у вас больше нет вопросов.

– На сегодня, пожалуй, все, – ответила она и, выдержав паузу, снова заговорила: – В следующий раз, когда придете ко мне в управление, советую вспомнить, где вы были до того, как встали за кулисой у задника.