Студентам было интересно узнать, что он расскажет. Один из них, как выяснилось, был из Туниса. Суфиан Бен Аммар, факультет электротехники, четвертый курс. Он предложил немцу пойти вместе с ними в джаз-бар. То, что фильм потряс Морица, казалось, было достаточным доказательством того, что он не поддерживает враждебную сторону. Никто не задавал ему слишком личных вопросов – либо из вежливости, либо потому, что считали тихого человека безобидным в их разгоряченной компании. Все курили. Все пили пиво. На небольшой сцене играло джазовое трио.
– Это первый раз, – сказала Амаль, – когда западный фильм показывает арабов правдиво. А то обычно белые герои бегают по какой-то пустыне, а мы – либо головорезы, либо исполняем танец живота.
Она восхищалась безоговорочной преданностью алжирских революционеров. И критиковала двойные стандарты полковника Матье, командующего французскими войсками: «Был участником Сопротивления, а потом стал жестоким оккупантом!»
В центре дискуссии был вопрос о том, может ли освободительная война Алжира служить образцом для палестинцев. В «Битве за Алжир» они увидели много знакомого по своей родине. В ФНО они видели ООП, Организацию освобождения Палестины. Главное отличие, на их взгляд, заключалось в том, что палестинцам надо вести борьбу извне. По вопросу о революционном насилии было полное согласие. Никто не ставил под сомнение легитимность вооруженного сопротивления. Все воспринимали Али Ла Пуанта, героя ФНО, как борца за освобождение, а не террориста.
Кроме Амаль.
Она призналась, что ей стало плохо на сцене взрыва бомбы в кафе.
– Французы получили по заслугам! – выкрикнул тунисец. – Они должны убраться домой!
Амаль молчала. Парни продолжали спорить, а Мориц тихо спросил девушку, о чем она думает. Она ответила неохотно:
– В фильме все выглядит чистым, потому что не чувствуешь никакого запаха. Но на самом деле… после такого взрыва невозможно дышать. Пытаешься вдохнуть, но пыль сдавливает горло. У нее вкус горелой плоти.
Она затянулась сигаретой, словно чтобы перебить этот вкус.
– Когда вы это испытали?
– Совсем ребенком еще. В Яффе. Но мы же не французы. Мы не могли вернуться домой. Мы
– Что там произошло?
Амаль встала, чтобы взять пиво. А потом села на другой стул, подальше от Морица. Он понял, что сейчас лучше не навязываться. Он наблюдал. Запоминал имена. Очевидно, Амаль не состояла в романтических отношениях ни с кем из студентов. Да и арабов, казалось, больше интересовал флирт с немецкими студентками. Когда компания засобиралась уходить, Мориц решил, что пора сделать следующий шаг. Он надеялся, что на этот раз получится.
– Вы еще раз подумали над моим предложением? – спросил он, когда они прощались перед баром.
Амаль крикнула что-то по-арабски остальным, которым не терпелось уйти.
– Мы можем, например, сделать серию портретов. Вы и ваши сокурсники. Студенческий союз.
– Нет.
– Почему?
– Я хочу спокойно учиться.
– Можно использовать псевдонимы.
– Какая у вас политическая позиция? – спросила она безо всякого перехода.
– Поближе к краю.
– К левому или к правому?
– Ни то ни другое. Я стараюсь не вмешиваться.
– Когда мы встретились, вы сказали: «Пока в мире нет порядка, нельзя оставаться нейтральным».
Морица поразило, что она об этом помнила. Те слова он произнес искренне. Даже более искренне, чем ему хотелось.
– Вы сами себе противоречите. – Амаль улыбнулась. Он вдруг смутился. – Ну так где же вы стоите?
– Может, я все еще ищу свое место.
Амаль изучающе смотрела на него. Он отметил, какие у нее четко очерченные брови над внимательными, темными глазами.
– Вы женаты?
– Разведен.
– Ох, простите. Мне жаль.
Похоже, она подумала, что это был слишком личный вопрос.
– Это давняя история.
Друзья снова позвали ее, и она попрощалась. Мориц остался стоять, досадуя на себя. Девушка задела его за больное, поселила в нем неуверенность.
Мориц потерял надежду. Ни в коем случае нельзя создавать у объекта ощущение, будто ты в нем заинтересован. А он и так зашел слишком далеко. Но в начале марта раздался неожиданный звонок. Это была Амаль. Голос ее звучал взволнованно.
– Насчет фотографий… Если вы все еще хотите, мы согласны.
– Ладно, но почему вдруг?
– При одном условии. Никакой политики.
Мориц был озадачен.
– Разве вы не говорили, что в вашей жизни все – политика?
– Я не могу обсуждать это по телефону.
Они встретились тем же вечером в ресторане «Атцингер», Шеллингштрассе, 9. Амаль объяснила Морицу свои мотивы, которые она согласовала с Палестинским студенческим союзом. Вообще-то, большинство было против фоторепортажа. Они не доверяли немецкой прессе. Но текущие события заставляют пересмотреть позицию.
– Вы имеете в виду захват самолета в Адене?
– Все последние дни СМИ говорят о палестинцах. Но не о Палестине.
– Что вы имеете в виду?
– Во всех газетах пишут про угонщиков. Но никто не объясняет, почему они это делают.
– Послушайте, я могу предложить вам портреты, но не пропагандистскую платформу.