Улица Яффо

Сначала они некоторое время молчали, потом снова стали созваниваться. Их тянуло друг к другу. И Анита подозревала, что она боялась вовсе не прочных отношений. Но возможности потерять их.

Она поняла это в ту ночь, когда узнала о нападении в Риме. Отколовшаяся от НФОП группа устроила стрельбу в аэропорту, забросала зажигательными бомбами самолет компании «Пэн Эм», а затем угнала самолет «Люфтганзы» в Кувейт. Первая мысль Аниты была о Ральфе. К счастью, он летел на другом рейсе. Когда они снова увиделись, то буквально набросились друг на друга и не выходили из гостиничного номера два дня. С тех пор они официально были вместе.

* * *

Затем произошли три необычные вещи.

* * *

Во-первых, Ральф не делал ей предложения. Его развод был долгим и затяжным. Они спорили из-за денег и опекунства. Лесли перевезла детей в Покипси, а он оставил себе квартиру в Квинсе. Однажды он сказал, что в наше время мужчина не может позволить себе жениться дважды. Поэтому у Аниты не было причин убегать.

* * *

Во-вторых, Анита забеременела. Впервые. Несмотря на таблетки.

Вопреки всем статистическим данным.

* * *

И третье: когда она рассказала об этом Ральфу – по телефону; она в Париже, он в Тегеране, – он сделал предложение.

И она не убежала.

Не потому что она любила Ральфа больше, чем мужчин до него. А потому что все, случившееся вместе с ним, предлагало ей выход. Из жизни, с которой она уже не могла справиться самостоятельно.

* * *

По совету гинеколога ей пришлось отказаться от таблеток. Довольно скоро ее страх вернулся. Ральф отреагировал прагматически. Он обеспечит их обоих, сказал он, а через пару лет она сможет вернуться на работу. Аните совсем не улыбалась идея оставить полеты. Но какой у нее был выбор? Некоторое время Ральф летал между Нью-Йорком и Франкфуртом, затем продал свою квартиру в Квинсе и попросил перевести его в Германию. У «Пэм Эм» были короткие рейсы – в Берлин и обратно, дважды в день. Раз в месяц он навещал своих сыновей.

Они сняли квартиру во Франкфурте в районе Заксенхойзер-берг. Три комнаты в новостройке, новое здание, полоса воздушных подходов. Купили цветной телевизор. Незадолго до моего появления на свет Анита повесила занавески.

* * *

Как я думаю, день моего рождения был низшей точкой в жизни моей матери. Она никогда не говорила мне об этом, но было очевидно, кто виноват в том, что она потеряла свободу. У американцев есть подходящее выражение, being grounded, буквально – «быть приземленным», на деле – «находиться под домашним арестом». Она не была плохой матерью, вовсе нет, и ни в чем не обвиняла меня. Но ребенок же чувствует, когда оказывается не в том месте и не в то время. И это было моим основным чувством с тех пор, как я себя помню. Другие дети сразу оказываются в приготовленном гнездышке, а я сразу стала обузой для родителей. Позже мама как-то сказала мне, что я была «совершенно беспроблемной». Как будто это добродетель – если ребенок не может сказать, что ему нужно. Но я поняла это лишь много позже, когда ничего уже нельзя было поправить. Скажем так: я была тихим ребенком. Рано научившимся, как стать невидимым. Чтобы не усложнять и без того сложную жизнь мамы и папы.

* * *

С моим рождением в жизни Аниты появился еще и второй человек. Точнее, вернулся в ее жизнь. Моя бабушка. Сначала она отправила посылку с вязаными носочками, шарфом и джемпером. Потом получила разрешение на посещение и приехала на несколько дней. И когда она увидела, как сильно Анита страдает от того, что больше не может летать, то сказала, что может переехать во Франкфурт. Чтобы присматривать за мной. Анита вроде отказалась, но как-то неубедительно, поэтому бабушка подала заявление на выезд, ничего ей не сказав.

* * *

От моих ранних лет осталось мало фотографий, а когда я думаю о тех историях, которые мне рассказывали позже, я лучше всего помню одну. Итак: это история, а не само происшествие.

Это случилось где-то осенью. Мы с папой были на детской площадке. Я носилась, прыгала на кучу листьев. Отец сидел на скамейке и читал книгу. Вдруг появился этот странный человек. Никто не видел, откуда он пришел. В сером пальто, шляпе и очках. Слишком стар, чтобы быть папой с ребенком, слишком молод, чтобы быть дедушкой с ребенком. Я побежала и упала. Мужчина помог мне подняться. Улыбнулся и спросил, как меня зовут. Нина, ответила я, а тебя? Он смахнул влажные листья с моего пальто и погладил меня по голове.

Вдруг перед ним возник мой отец.

Что это он тут делает.

Ничего.

А ну-ка, убери руки от моей дочери.

Да как вы смеете делать такие оскорбительные намеки.

Проваливай.

Как вы со мной разговариваете?

Отец завелся с пол-оборота. Возможно, они с мамой снова поссорились в этот день. Как бы то ни было, он толкнул мужчину.

Тот упал.

– Папа, не надо!

Мужчина выпрямился, и оказалось, что он может постоять за себя. Внезапно оба оказались на земле. Они дрались.

Я вопила как сумасшедшая.

Не знаю, кто из них первым перестал. Отец рассказывал эту историю до того момента, когда рядом оказались матери других детей, он сам поднялся на ноги, а незнакомец убежал.