Улица Яффо

Звонок в дверь. Там Лаура. Увидев Элиаса, она протягивает к нему руку и гладит его по лицу. Пристально глядя на него, как бы проверяя, не изменился ли он. Элиас обнимает ее. Мне неловко, и я отвожу взгляд. Он приглашает ее войти, но Лаура отвечает, что просто хотела узнать, все ли с ним в порядке.

– Вам есть о чем поговорить. – Она искренне улыбается мне. Затем передает Элиасу пластиковый пакет из супермаркета. – Вы, наверно, голодны. Ciao amore [85].

Она быстро отворачивается, не поцеловав его, а Элиас несет продукты на кухню. Я редко видела, чтобы разведенная пара так хорошо ладила. Должно быть, он угадал мои мысли, потому что в его взгляде я замечаю смущение, словно он получил незаслуженный подарок.

Он достает продукты. Лаура принесла все свежее. Хлеб, брынза, огурцы, помидоры, лимоны, петрушка, баклажаны, оливковое масло. И нут. Она явно продумала наш ужин.

В кладовке я нахожу две бутылки «Неро д’Авола». Накрываю стол в гостиной, ставлю свечи, как будто у нас есть повод отпраздновать. Элиас и Жоэль готовят.

– Весь секрет в лимонах, – говорит Элиас. – В хумус невозможно переложить свежих лимонов!

– Чеснок надо сначала смешать с лимонным соком, – говорит Жоэль, – прежде чем добавить тахини! И вообще, нут нужно замачивать с пекарским порошком, он делает чумус более кремовым!

– Хумус, – поправляет Элиас.

– Чумус, – отвечает Жоэль.

– Хумус, – протестует Элиас.

– Чумус, – поддразнивает Жоэль.

– Вы украли не только нашу землю, – сухо заметил Элиас, – но и нашу культуру еды.

– Мы привезли с собой много хороших вещей, – возражает Жоэль, – о которых вы даже не подозревали! Знаешь, что такое шакшука?

– Это тунисское блюдо, – отвечает Элиас.

– Да, но еврейское тунисское, – добавляет Жоэль. – В следующий раз я приготовлю тебе!

По крайней мере, они спорят, думаю я. По крайней мере, говорят друг с другом, а не друг о друге. В мире, где другой считается противником, а противник – врагом, это даже больше, чем можно ожидать. Они никогда не договорятся о произношении названия двух одинаковых национальных блюд, равно как и о названии одного и того же участка земли. Хотя обречены делить его друг с другом. И в этом они гораздо больше похожи друг на друга, чем на меня: они привязаны к своей идентичности так, как будто от этого зависит их существование. Для меня мое происхождение не является поводом ни для гордости, ни для стыда. Я ничего не сделала для этого. Мои родители не дали мне корней, только крылья. Но я не упрекаю в этом Элиаса и Жоэль. Их идентичности, в отличие от моей, постоянно находятся под угрозой. Неудивительно, что они защищаются изо всех сил. И неудивительно, что их истории, пусть и такие разные, в основе своей очень схожи, хотя они сами это и не признают. Это рассказ о сообществе людей в опасности и о восстановлении потерянного рая.

– Конечно, это наша земля, – говорит Жоэль, нарезая петрушку. – Мы жили там задолго до вас!

– Кто «мы»? Ты там даже не родилась! – возражает Элиас и бросает нут в блендер.

– И ты тоже! Но мои предки там были! Они были там до арабов!

– Но они были не единственными! Моими предками являются все люди, жившие там, – хананеи, арамеи, финикийцы, филистимляне, от которых происходит название – Фаластин… и арабы, от которых мы переняли язык и религию. И, возможно, в наших жилах течет капля еврейской крови. Конечно, это наша земля!

– Милый, мы не забыли Иерусалим за две тысячи лет изгнания. Мой дед Альберт говорил: «Римляне могли разрушить наш каменный храм, но не храм, который мы носим в наших сердцах».

– И после этого вы думаете, что мы когда-нибудь забудем Иерусалим? Палестина – наша мать!

– В идеальном мире, – говорит Жоэль, – нам не пришлось бы бороться за маленький клочок земли. Но пока существует антисемитизм, нам, евреям, нужно надежное пристанище.

– А ты думаешь, мы, палестинцы, не подвергаемся дискриминации в этом мире? Кто дает вам больше прав на нашу родину, чем нам? Бог? Американцы?

Возможно, земля не принадлежит ни ей, ни ему, думается мне, но оба принадлежат земле, настолько они одержимы ею, так страстно они ее любят. Апельсиновое дерево не делает различий между фермерами, которые поливают его и собирают его плоды. Только слово «мы» имеет силу включать и исключать людей. Если мы все трое – дети Авраама, то кто нас разделил? Если наша генетическая структура действительно на 99,9 % идентична, то что такое идентичность?

Это дом, в котором мы впервые познаем мир, его запахи и тайны. Это язык матери и история отца. Любимое блюдо, семейные торжества и повторяющиеся истории из прошлого. Жертвы наших бабушек и дедушек, грехи наших родителей и молчание о них за столом, вокруг которого собрались все – и присутствующие, и отсутствующие. Мы храним их, как храним свои детские фотографии, – ревностно, как сокровища невинных времен. И в какой-то момент наступает пора взрослеть. Нельзя выбрать свое происхождение. Зато можно выбрать – принадлежность.

* * *