– Чего-чего? – переспросила Хизер Чен, старшая медсестра. Она была примерно ровесницей Клаудии, достаточно взрослой, чтобы помнить камерные развлечения аналогового детства: настольные игры, пазлы. – Тут я пас.
– Не смотрите на меня, – сказала Флорин, исполнительный директор. – Черные такими штуками не занимаются.
– Мэри точно должна помнить. – Клаудия помахала Мэри Фэйи, которая только что вернулась с улицы, куда выходила покурить. – «Невеста». Настольная игра.
– О господи. – Мэри тяжело опустилась на стул, от ее пальто тянуло морозным воздухом и сигаретами. – У сестры была. Они никогда не давали мне играть, я в основном только смотрела. Помните торты?
– Торты? – повторила Флорин. – Я потеряла нить.
Она была публичным лицом клиники, очаровательная и телегеничная, бывшая Мисс Теннесси, выросшая в хаосе конкурсов. А еще она была частым гостем на кабельных новостных каналах, участвовала в дебатах по вопросам смертной казни. Клаудия видела, как она непринужденно и изящно разделала праворадикального конгрессмена, как опытный шеф – цыпленка.
Во входную дверь снова ворвался арктический ветер – к ним присоединился Луис. Клаудия подвинулась, чтобы освободить место.
– Смысл игры, – сказала она, –
– Цветы, – сказала Мэри. – И жених.
– А да, жених еще. Ты кидаешь кубик, двигаешься по доске и если попадаешь на поле «Кольцо», то можешь выбрать кольцо, потом торт и так далее.
– Настоящее кольцо? – спросила Флорин.
– Нет, колец там не было. И тортов тоже. Были карточки с рисунками. Времена были попроще. – Клаудия потягивала пиво, отдававшее чем-то цветочным. Так бывало всякий раз, когда она садилась рядом с Флорин, которая очень серьезно относилась к значению своего имени. В тот вечер на ней были серьги в форме пионов и пахло от нее ее фирменными духами с жасмином.
– Выигрывала та, кто первой собирала весь набор. Но там еще была своя иерархия. Лучшие цветы, лучший торт. За платье, я помню, бились не на жизнь, а на смерть. Там было одно, которое хотели все. Все хотели сразу же попасть на поле с платьем, чтобы выбрать первой.
– А жених? – спросила Хизер.
Луис вскинул руки:
– Только хотел спросить.
– Жених шел во вторую очередь, – ответила Мэри.
–
– И вам тогда было?.. – спросила Митч – Кэролайн Митчелл, которая была младше всех собравшихся и чьи строгие моральные убеждения умиляли Клаудию.
– Восемь-девять.
– Это же ненормально, – сказала Митч.
– Не сказал бы, что «ненормально», – вклинился Луис. – «Ненормально» это все-таки очень сильно.
– У нас не было этой игры, – сказала Флорин, заново наполняя свой бокал. – Но, знаете, нам это не мешало. У меня в двенадцать все уже было распланированно.
– Какой бред, – сказал Луис.
Мэри издала хриплый смешок:
– Хочешь сказать, мальчишки этим не занимаются? Разве у вас не было игры «Жених»?
– Ты прикалываешься?
По бару прокатился радостный возглас. «Брюинз» забили шайбу.
Митч взяла пустой питчер и пошла к бару за повтором. Флорин и Мэри вышли на перекур. Клаудия повернулась к Луису, внезапно вспомнив, о чем хотела ему рассказать.
Выслушав ее, он нахмурился.
– Кто-то ее сфотографировал? – спросил он. – Клаудия, ты уверена?
– Не совсем. – Она осушила стакан с пивом, к которому вернулся пивной вкус. – Это со слов пациентки, но она не самый надежный источник.
– Но зачем кому-то ее фотографировать? – Луис выглядел озадаченным. – На хрена?
Мир полнится знаками.
Excelsior11 вел машину сквозь ночь на юго-восток, в сторону Мэриленда, прижимая к левой стороне лица пакетик замороженного горошка. Позади сиденья были пристроены лопата, молоток и садовый бур. В кузове пикапа под чистым синим брезентом лежал штабель свеженарисованных табличек.
Он заехал в Хэджерстаун как раз перед рассветом. Улицы были пусты. Его интересовал участок муниципальной земли сразу за Камберлендом. Он предпочитал работать ночью, если была возможность.
Установка прошла гладко. Снег в Мэриленде подтаял: остались узенькие корочки по краям, но земля уже была мягкая и влажная.
Он закончил работу как раз с восходом солнца. У тридцать шестой трассы был еще один участок, на который он положил глаз. Если верить открытым данным, эта земля находилась в частном владении, а это усложняло дело. Он пламенно верил в священную неприкасаемость собственности. Он бы ни за что сознательно не посягнул ни на чьи имущественные права, даже во имя благого дела.
Место располагалось у залежного поля. Землю там не вспахивали уже несколько лет. Хозяин жил на другой стороне, в некотором удалении от дороги в крепком кирпичном доме с глубокой верандой.
Он припарковался на подъездной дорожке и позвонил в дверь. Широкая лужайка была утыкана садовыми украшательствами – гномиками, грибками-переростками, там же стоял миниатюрный цементный колодец желаний. Дверь открыла пожилая дама в халате.