Улица Светлячков

– Ну ладно, я, пожалуй, спать. – Она поднялась, растягивая затекшие мышцы, и добавила, глядя на Толстого Боба: – На сегодня все. Иди выспись хорошенько. Завтра начинаем в восемь.

Толстый Боб кивнул, сложил оборудование и отправился к себе в номер.

– Можно я буду ночевать у тети Талли? – спросила Мара, уронив книгу на пол.

– Я не возражаю, – ответил Джонни. – Если Талли не против.

– Бог с тобой. Пижамная вечеринка с моей любимой крестницей – это ли не лучший финал тяжелого дня?

Когда Джонни ушел к себе, Талли взяла на себя роль заботливой мамочки: напомнила Маре почистить зубы, умыться и переодеться в пижаму.

– Я уже не ношу пижаму, не маленькая, – парировала Мара, но, забравшись в кровать, прижалась к Талли, совсем как делала раньше, каких-то два-три года назад, когда была еще малышкой.

– Это все так круто, тетя Талли, – сонно пробормотала она. – Я тоже стану телезвездой, когда вырасту.

– Не сомневаюсь.

– Если только мама разрешит. А это вряд ли.

– Ты на что это намекаешь?

– Мама мне ничего не разрешает.

– Ты ведь знаешь, что твоя мама – моя лучшая подруга?

– Ага, – нехотя признала Мара.

– И как ты думаешь – почему?

Мара посмотрела ей в глаза.

– Почему?

– Потому что твоя мама круче всех.

Мара скорчила гримасу:

– Да ну. Она сроду ничего крутого не делала.

Талли покачала головой:

– Мара, мама тебя любит несмотря ни на что и гордится тобой. Поверь мне, принцесса, круче этого нет ничего на свете.

Следующим утром Талли проснулась рано и тут же решила заглянуть в комнату напротив. Несколько секунд она постояла, собираясь с духом, затем постучала. Не услышав ответа, осторожно толкнула дверь.

Ее мать еще спала.

Улыбнувшись, она вышла из номера, тихонько притворив за собой дверь. Остановившись напротив комнаты Джонни, она постучала.

Он открыл почти сразу – с волос на махровый отельный халат капала вода.

– Я думал, мы в восемь начинаем.

– Так и есть. Я просто собираюсь выйти купить Дымке какую-нибудь нормальную одежду для клиники и заодно взять нам завтрак. Мара еще спит.

Джонни нахмурился:

– Что-то ты разогналась, Талли. Магазины еще не открылись даже.

– Я всегда гоню, ты же знаешь. К тому же для Таллулы Харт все открыто круглосуточно. Одно из преимуществ моей жизни. У тебя есть ключ от моего номера?

– Ага. Встретимся там. Смотри осторожно.

Не обращая внимания на нотки беспокойства в его голосе, Талли отправилась на Пайк-плейс-маркет и накупила круассанов, пончиков и булочек с корицей. Дымке не помешает набрать пару килограммов. Следующей ее остановкой был магазин «Ла Дольче», там она выбрала для матери джинсы, футболки, обувь, нижнее белье и самую теплую куртку, какую только сумела найти. К девяти она уже вернулась в отель.

– Я дома! – выкрикнула она, ногой захлопывая дверь. – И не с пустыми руками.

Бросив пакеты с одеждой на диван, она принялась выгружать булки и пончики на столик в гостиной.

Толстый Боб сидел в углу, снимая ее на камеру.

Она улыбнулась своей самой широкой улыбкой.

– Моей матери нужно набрать вес. Это должно помочь. И я заказала в «Старбаксе» все разновидности кофе, какие у них были. Понятия не имею, что она любит.

Джонни сидел на диване. Вид у него был какой-то пришибленный.

– Все унылые, как на похоронах, ей-богу. – Талли подошла к двери в спальню матери и постучала: – Дымка?

Ответа не было.

Она постучала снова:

– Дымка? Ты в душе? Я захожу.

Открыв дверь, она первым делом обратила внимание на запах сигарет и распахнутое окно. Постель была пуста.

– Дымка?

Талли зашла в ванную. Во влажном воздухе еще висело мутное облако пара, на полу валялись как попало мохнатые полотенца, в раковине – перемазанные грязью маленькие полотенчики для лица и рук.

Талли, пятясь, медленно вышла из ванной, повернулась к Джонни и камере:

– Она ушла?

– С полчаса назад. Я пытался ее остановить.

Мать снова предала ее, и Талли сама не верила тому, какой чудовищной болью это отозвалось в ее сердце, – будто ей снова десять, будто ее снова бросили на улице. Никчемную, никому не нужную маленькую девочку.

Подошел Джонни, обнял ее, прижал к себе. Она хотела спросить почему, что с ней не так, за что рано или поздно все ее бросают, но слова застряли в горле. Она слишком долго прижималась к нему, принимая его утешения. Он гладил ее по голове, шептал ей на ухо «тихо, тихо», точно ребенку.

В конце концов она все же вспомнила, где находится, отстранилась, вымученно улыбнулась на камеру:

– Ну что ж. Конец фильма. Снято, Боб.

Обогнув Джонни, она зашла в свою комнату. Из душа доносилось пение Мары. В глазах защипало, но она сдержала слезы. Больше мать ее никогда не ранит, она этого не допустит. Глупо было надеяться, что может быть иначе.

Только тут она заметила, что столик возле ее кровати опустел.

«Эта тварь сперла мои украшения».

Она закрыла глаза, села на краешек постели. Достала из кармана мобильный, набрала номер Кейт и прижала телефон к уху, слушая гудки. Когда ее подруга ответила, она даже не потрудилась поздороваться.

– Со мной что-то не так, Кейти, – проговорила она дрожащим голосом.

– Она сбежала?

– Аки тать в нощи.