Улица Светлячков

Вина обрушилась на Талли, едва не сбила с ног. Как она не поняла, что у Кейт что-то случилось? Почему просто не перезвонила? Упущенное время уже не вернуть.

– О боже. Мне надо было…

– Сейчас уже неважно, – прервала ее миссис М.

Джонни, кивнув, продолжил:

– Опухоль дала метастазы. Вчера ночью у нее случилось небольшое кровоизлияние в мозг. Ее сразу повезли в операционную, но оказалось, что сделать уже ничего нельзя. – Его голос надломился.

Миссис М. сжала его ладонь.

– Рак добрался до мозга.

Талли всегда была уверена, что знает, каков он, настоящий страх – она испугалась не на шутку в десять лет, когда потерялась в толпе на улице Сиэтла, жутко боялась за Кейти, когда у той был выкидыш, за Джонни, когда его ранило в Ираке, – но чувствовать такой леденящий ужас ей прежде не доводилось.

– Хотите сказать…

– Она умирает, – тихо договорила миссис М.

Талли замотала головой, не находя слов.

– Г-где она? – Голос ее звучал отрывисто, сбивчиво. – Мне надо с ней увидеться.

Джонни и миссис М. переглянулись.

– Что? – спросила Талли.

– К ней пускают строго по одному, – сказала миссис М. – Сейчас у нее Бад. Пойду его позову.

Как только миссис М. ушла, Джонни встал и подошел к ней почти вплотную.

– Она совсем ослабла, Тал. И не всегда в себе из-за метастазов в мозге. В основном она в сознании, но бывает и… плохо.

– В каком смысле? – не поняла Талли.

– В такой момент она может тебя не узнать.

Путь в палату Кейт показался Талли самой длинной дорогой в жизни. Мимо, тихонько переговариваясь, проходили люди, но никогда прежде она не чувствовала себя такой одинокой. Джонни проводил ее до двери и остановился.

Талли кивнула, собираясь с силами, и вошла.

Закрыв за собой дверь, она растянула уголки губ, соорудила на лице нечто настолько похожее на улыбку, насколько позволяли обстоятельства, и приблизилась к кровати, на которой, полусидя, спала ее подруга – поломанная кукла среди белоснежных простыней и подушек. Ее голова – безволосый, безбровый бледный овал – едва выделялась на фоне наволочки.

– Кейт? – тихонько позвала Талли. И, услышав собственный голос, невольно вздрогнула. В этой палате он казался слишком громким, слишком живым.

Кейт открыла глаза и тут же снова превратилась в женщину, которую помнила Талли, в девочку, чьей подругой она обещала остаться навеки.

Отпусти руль, Кейти. И полетишь.

Как это случилось? Почему, после стольких лет дружбы, они поссорились?

– Прости меня, Кейти, – прошептала она, и собственные слова показались ей такими ничтожными. Всю жизнь она держала эти жалкие два слова при себе, прятала в сердце, точно развалилась бы на части, выпустив их наружу. Мать заставила ее усвоить немало уроков, но почему именно за этот, самый губительный, она уцепилась обеими руками? И почему просто не перезвонила, услышав на автоответчике голос Кейт?

– Прости меня, – повторила она, чувствуя, как щиплет в глазах.

Кейт не улыбнулась, ни единым жестом не выдала радости или удивления. Даже эти извинения – пусть запоздалые, уже ненужные – не вызвали никакой реакции.

– Пожалуйста, скажи, что помнишь меня.

Кейт не отрывала от нее неподвижного взгляда.

Талли протянула руку, провела тыльной стороной ладони по теплой щеке Кейт.

– Это Талли, твоя сволочная бывшая подруга. Прости, прости меня за то, как я с тобой поступила. Мне давно надо было это сказать. – Она издала тихий возглас отчаяния. Если Кейт не вспомнит ее, не вспомнит их дружбы, ей этого не вынести. – Помню, как мы с тобой познакомились, Кейт Маларки Райан. Ты была первым человеком, который захотел узнать меня по-настоящему. Я, естественно, сперва по-свински с тобой обращалась, но потом меня изнасиловали, и ты оказалась рядом. – На нее обрушился поток воспоминаний, она утерла слезы. – Думаешь: опять она говорит о себе, как обычно, да? А вот и нет, тебя я тоже помню, Кейти, каждую секунду. Помню, как ты читала «Историю любви» и не могла понять, что такое «мудила», – такого слова не было в словаре… Как ты меня уверяла, что никогда не станешь целоваться с языком, потому что это фу. – Талли взяла ее за руку, с трудом сохраняя самообладание. Вся их жизнь уместилась в этой палате. – Какие мы были молодые, Кейти. Не то что теперь. Помнишь, мне тогда пришлось уехать из Снохомиша, и мы друг другу слали миллионы писем? И подписывались «подруги навеки» или «лучшие подруги навсегда». Как там было…

Талли не спеша пересказывала историю их общей жизни, порой даже смеялась – когда вспоминала, как они катались на велосипедах с Саммер-Хилла или как убегали от полиции и угодили в участок.

– О, вот это ты точно не могла забыть. Помнишь, как мы пошли смотреть «Пита и его дракона», думали, это какой-то приключенческий фильм, а оказалось – мультик? Мы были старше всех в зале, а когда вышли, во все горло распевали «Мы с тобой против всего мира»[132] и клялись, что так будет всегда…

– Хватит.

Талли охнула от неожиданности.

В глазах у Кейт стояли слезы, блестящие дорожки тянулись по вискам. На подушке уже темнели серыми заплатками пятна влаги.