Улица Светлячков

Она случайно нашла то, что искала, сама не подозревая об этом. Попросив упаковать вещицу в подарочную бумагу, Талли бросилась обратно в больницу.

Запыхавшись, она толкнула дверь и ввалилась в палату.

Кейт устало улыбнулась:

– Дай угадаю, ты привела съемочную группу?

– Очень смешно. – Талли, обогнув шторку, подошла к кровати. – Твоя мама говорит, у вас с Марой все по-прежнему сложно.

– Это не твоя вина. Ей страшно, и она пока не понимает, как это просто – попросить прощения.

– Я тоже не понимала.

– А ты была и будешь ее образцом для подражания. – Кейт закрыла глаза. – Я устала, Талли.

– У меня для тебя подарок.

Глаза Кейт снова открылись.

– То, что мне нужно, за деньги не купишь.

Стараясь сделать вид, что не слышала этих слов, Талли протянула Кейт сверток и помогла его открыть.

Внутри лежала тетрадь ручной работы в кожаной обложке. На первой странице почерком Талли было написано: «История Кейти».

Кейт долго разглядывала пустую страницу, не говоря ни слова.

– Кейти?

– Не вышло из меня писателя, – сказала она наконец. – Вы с Джонни и мамой хотели, чтобы я писала, а я так и не собралась. Теперь уже поздно.

Талли легонько коснулась ее запястья, замечая, каким тонким и хрупким оно сделалось – чуть надави, и останется синяк.

– Для Мары, – тихо сказала она. – И для мальчиков. Когда-нибудь они вырастут и захотят прочитать. Захотят узнать, какой ты была.

– Но что мне писать?

На этот вопрос у Талли не было ответа.

– Пиши все, что помнишь.

Кейт закрыла глаза, точно одна мысль об этом доводила ее до изнеможения.

– Спасибо, Талли.

– Я тебя больше не брошу, Кейти.

Не открывая глаз, та едва заметно улыбнулась:

– Я знаю.

Кейт сама не помнила, как заснула. Казалось, только что говорила с Талли, а вот уже очнулась в темной палате, среди запаха свежесрезанных цветов и антисептика.

В этой палате она провела столько времени, что почти привыкла считать ее домом, и порой, измученная отчаянной надеждой, с которой не желали расставаться ее родные, она с благодарностью принимала тишину этой маленькой бежевой комнаты. Одной, среди пустых стен, не нужно было притворяться сильной.

Но сейчас ей не хотелось быть здесь. Хотелось оказаться дома, в собственной постели, лежать в объятиях мужа, а не смотреть, как он спит у противоположной стены на больничной кровати.

Или сидеть с Талли на сыром берегу Пилчака, обсуждать последний альбом Дэвида Кэссиди, таская шипучие леденцы из одного пакета.

Она улыбнулась этому воспоминанию, и разбудивший ее страх ненадолго отступил.

Она понимала, что без таблеток не заснет, но будить медсестру не хотелось. К тому же ей и без того недолго осталось, зачем еще тратить время на сон?

Такие мрачные мысли начали посещать ее лишь в последние недели. Предыдущие несколько месяцев, с того самого дня, как объявили диагноз – про себя она называла его «днем Д», – Кейт соглашалась на все, чего от нее требовали, и не забывала улыбаться ради тех, кто был рядом.

Операция? Конечно, отрезайте мне грудь, обойдусь.

Облучение? Не вопрос, жгите!

Химиотерапия? Да-да, несите свежую дозу яда.

Тофу и мисо-суп? М-м, вкусно. А добавка будет?

Кристаллы. Медитация. Визуализация. Китайские травы.

Она делала все, отдавала лечению все свои силы. Более того, она в это верила – верила, что поправится.

Усилия вымотали ее. А вера – сломала.

Вздохнув, она наклонилась, включила прикроватную лампу. Джонни, успевший привыкнуть к ее странному режиму сна, приоткрыл глаза и пробормотал:

– Все в порядке, милая?

– Все хорошо, спи.

Промямлив что-то нечленораздельное, он перевернулся на другой бок. Тут же раздалось тихое сопение.

Кейт потянулась за тетрадью, которую принесла Талли. Взяв ее в руки, провела кончиками пальцев по гравировке на коже, по страницам с золотым обрезом.

Будет тяжело, в этом она не сомневалась. Чтобы взять ручку и записать свою жизнь, придется для начала ее вспомнить – вспомнить, кем она была, кем мечтала стать. И эти воспоминания, неважно, хорошие или плохие, причинят боль.

Но зато дети смогут за болезнью разглядеть ее – женщину, которую навсегда запомнят, хотя так никогда и не узнают по-настоящему. Талли права. Лучший подарок, который она может им оставить, – это правда о себе.

Она открыла тетрадь. Не зная толком, с чего начать, она просто начала.