Улица Светлячков

Джонни ушел, а они остались сидеть в пустом темном зале. Кейт, дрожа, плотнее закуталась в одеяло. Голова раскалывалась, желудок налился тошнотой.

– Поговори со мной, Талли. О чем угодно.

Талли долго упрашивать не требовалось. Она тут же принялась рассказывать о вчерашней репетиции, потом стала жаловаться, как трудно забирать детей из школы.

Кейт закрыла глаза и тут же перенеслась в прошлое – они снова сидели рядом на берегу Пилчака, гадали, как сложатся их жизни.

Мы станем известными журналистками. И когда-нибудь я скажу Майку Уоллесу, что без тебя бы ни за что не справилась.

Мечты. О многом они мечтали, и на удивление многое сбылось. Только вот, странное дело, она толком не ценила этого, пока была возможность.

Откинувшись на спинку кресла, она тихо спросила:

– А ты ведь знакома с деканом факультета актерского мастерства в Университете Южной Калифорнии?

– Ну да, – повернулась к ней Талли. – А что?

Кейт почувствовала ее взгляд на своем лице. Не поворачивая головы, она поправила парик.

– Может, позвонишь ему? Мара очень хочет туда поступить.

Едва слова сорвались с губ, в голове пронеслось: а меня рядом не будет. Никогда уже не будет. Маре придется поступать в колледж без нее…

– Я думала, ты не хочешь, чтобы она шла на актерский.

– Меня это пугает до ужаса, мурашки бегут, как представлю свою девочку в Голливуде. Но ты телезвезда, папа у нее продюсер. Бедняжка выросла среди мечтателей, у нее и выбора-то, считай, не было.

Протянув руку, она сжала ладонь Талли. Больше всего на свете она хотела посмотреть ей в глаза, но не могла, не решалась.

– Ты ведь будешь присмотривать за ней, правда? И за мальчиками.

– Всегда.

Кейт почувствовала, как на губах расцветает улыбка, – всего одним словом Талли хоть немного, но облегчила ее тоску. Что-что, а выполнять обещания ее подруга умела.

– И, может, еще разок попробуешь с Дымкой?

– Забавно, что ты об этом заговорила. Я так и собираюсь. Когда-нибудь.

– Вот и славно, – тихо, но уверенно произнесла Кейт. – Чед был прав, а я ошибалась. Когда настанет… твой час, ты поймешь, что главное – это любовь и семья. А все остальное неважно.

– Ты моя семья, Кейти.

– Я знаю, но тебе понадобится другая, когда я…

– Пожалуйста, не надо.

Кейт повернулась к подруге. Храброй, пробивной, невероятной Талли, которая всю жизнь рвалась в бой, точно лев в джунглях, и из каждой битвы выходила победительницей. А теперь сникла, придавленная страхом. Одна мысль о смерти Кейт приводила ее в отчаяние, прибивала к земле.

– Я умру, Талли. Это случится, сколько ни отмалчивайся.

– Я знаю.

– И я хочу, чтобы ты запомнила: я любила свою жизнь. Столько лет ждала, что она вот-вот начнется по-настоящему, что впереди меня ждет нечто большее. Казалось, я только и делаю, что вожу детей туда-сюда, таскаюсь по магазинам и жду. Но знаешь что? Я ни минуты не упустила в жизни своей семьи. Ни единого мгновения. Я всегда была рядом. И это знание я унесу с собой. А они всегда будут друг у друга.

– Да.

– А вот о тебе я волнуюсь.

– С тебя станется.

– Ты боишься любви, а ведь в тебе ее столько.

– Я знаю, что годами жаловалась на одиночество и вечно выбирала то неподходящих, то недоступных мужиков, но на самом деле моя работа и есть моя любовь, и мне ее хватало – почти всегда. С ней я была счастлива. Я тоже хочу, чтобы ты это запомнила.

Кейт изможденно улыбнулась.

– Я тобой горжусь, так и знай. Я тебе достаточно часто это говорила?

– А я горжусь тобой. – Талли взглянула на подругу, и в одном этом взгляде уместились тридцать с лишним лет жизни – девочки, когда-то делившие на двоих мечты, давно стали взрослыми. – А мы ничего справились, скажи?

Кейт не успела ответить – двери распахнулись, и в зал потянулись люди.

Джонни, мама, папа и мальчики заняли свои места, и тут же в зале стало темно.

Осветилась сцена, тяжелый занавес из красного бархата, нижний край которого стелился по деревянному полу, медленно раздвинулся, и перед ними возникли небрежно выкрашенные декорации, изображавшие маленький городок.

На сцену вышла Мара в одеянии, которое в условном мире школьного спектакля годилось на роль платья из девятнадцатого века.

Но едва она заговорила, началось волшебство.

Другого слова не подобрать.

Кейт почувствовала, как рука Талли нашарила и сжала ее ладонь. Со сцены Мара ушла под бурные аплодисменты – хлопали стоя, и сердце Кейт налилось гордостью. Наклонившись к Талли, она прошептала:

– Теперь я понимаю, почему дала ей второе имя, как у тебя.

Талли повернулась к ней:

– Почему?

Кейт попыталась и не смогла улыбнуться. Почти минута у нее ушла на то, чтобы совладать с собственным голосом.

– Потому что она взяла лучшее от каждой из нас.

Конец пришел серым и дождливым октябрьским вечером. Все, кого она любила, собрались у ее постели, она прощалась с ними по одному, находя для каждого особенные слова. А после, когда дождь с новой силой застучал по оконным стеклам и опустилась темнота, она закрыла глаза в последний раз.