Улица Светлячков

Ну, э-э, да. Хватай велик. И тут же: Я тебе брови побрею, просто форму придать… ой… не очень получилось…

Волосы что-то выпадать начали… может, инструкцию перечитать?

Смеясь, она повернулась к Кейт. Эти слова, эти воспоминания на одно прекрасное мгновение отодвинули реальность.

– Как ты вообще со мной дружила?

Кейт улыбнулась в ответ:

– А как я могла с тобой не дружить?

Забираясь в кровать Джонни и Кейт, Талли чувствовала себя самозванкой. Она понимала, что не просто так спит в их комнате, но сегодня это казалось неправильным – еще больше, чем обычно. Записи Кейт напомнили ей обо всем, что они пережили, обо всем, что вот-вот потеряют.

Лишь к трем утра она провалилась с беспокойный сон. Ей снилась улица Светлячков, две девочки, несущиеся на велосипедах по склону холма в темноте. Ветер пах свежесрезанной травой, в небе сияли звезды.

Смотри, Кейти, я без рук.

Но Кейт рядом не было. Ее велосипед с лязгом рухнул посреди дороги, белые веревочные кисточки еще дрожали на рукоятках руля.

Талли резко села, хватая ртом воздух.

Дрожа, она соскользнула с кровати, надела халат. Прошла по коридору – мимо десятков сувениров из прошлого, мимо фотографий, запечатлевших десятилетия, проведенные бок о бок, мимо двух закрытых дверей, за которыми спали, вероятно мучаясь похожими кошмарами, дети.

Заварила себе чаю, вышла на веранду, и, втянув носом темный, холодный воздух, снова смогла дышать.

– Плохой сон приснился?

Она вздрогнула, услышав голос Джонни. Сидя в кресле, он смотрел на нее снизу вверх. И в его глазах плескалась та же тоска, что пропитала каждую пору, каждую клеточку ее собственного тела.

– Привет, – сказала она, усаживаясь рядом.

С залива тянуло прохладным морским ветром, он зловеще свистел, порой заглушая даже привычный плеск волн.

– Не понимаю, как через это пройти, – признался он еле слышно.

– Кейт мне сказала то же самое, слово в слово, – ответила Талли и, тут же поняв, насколько Джонни и Кейт похожи, почувствовала, как душу затапливает знакомой болью. – Вот она какая, настоящая любовь.

Джонни повернулся к ней, и бледная луна осветила его плотно сжатые челюсти, скорбные морщинки вокруг глаз. Он держался изо всех сил, старался быть сильным – ради них всех.

– При мне необязательно, – тихо сказала она.

– Что необязательно?

– Притворяться сильным.

Эти слова будто освободили его. В глазах сверкнули слезы; ничего не ответив, он всем телом завалился вперед, плечи беззвучно затряслись.

Талли, протянув руку, сжала его ладонь.

– Двадцать лет одно и то же: стоит мне отвернуться – эти двое уже вместе.

Талли и Джонни резко обернулись.

В дверях позади них стояла Кейт, завернутая с ног до головы в безразмерный махровый халат. Лысая и до невозможности худая, она казалась ребенком, ради забавы натянувшим мамину одежду. Далеко не впервые из ее уст звучало подобное замечание – все трое это помнили, – но впервые она произносила его с улыбкой. В выражении ее лица удивительно сочетались грусть и умиротворение.

– Кейти, – хрипло выговорил Джонни, подняв на нее блестящие глаза, – не надо…

– Люблю вас обоих, – сказала она, не двигаясь с места. – Вы друг о друге позаботьтесь… и о детях тоже… когда меня не станет…

– Не надо, – попросила и Талли, роняя слезы.

Джонни поднялся. Бережно взяв жену на руки, прижался губами к ее губам и долго не прерывал поцелуя.

– Неси ее в вашу спальню, Джонни, – сказала Талли, попытавшись улыбнуться. – Я в гостевой посплю.

Джонни нес ее вверх по лестнице с такой осторожностью, что у нее ни на секунду не получалось забыть о своей болезни. Он опустил ее на кровать – с той стороны, где она всегда спала.

– Разожги огонь.

– Тебе холодно?

До костей пробирает. Она кивнула, неловко попыталась сесть, а Джонни тем временем подошел к газовому камину и щелкнул выключателем. Над декоративным бревном со свистом выросла корона из сине-оранжевых языков пламени, комната наполнилась золотистым светом.

Когда он вернулся и улегся с ней рядом, она медленно подняла руку, провела кончиком пальца по его губам.

– Ты меня впервые совратил на полу у камина, помнишь?

Джонни улыбнулся; точно слепая, она обводила нежными подушечками пальцев изгиб его губ.

– Если я все правильно помню, это как раз ты меня совратила.

– И не прочь бы еще разок совратить.

Уловив в его глазах страх, она едва не рассмеялась, пусть даже ничего смешного в этом не было.

– Можно?

Он сжал ее в объятиях. В голове мелькнула мысль – и она знала, что Джонни думает о том же: она совсем отощала, от нее почти ничего не осталось.

Ничего не осталось.

Закрыв глаза, она крепче обняла его за шею.

Их общая кровать казалась огромной – бескрайним морем белого хлопка – по сравнению с той, на первом этаже, в которой приходилось спать теперь.