Улица Светлячков

Мара откинулась на спинку, теснее прижалась к Кейт и открыла книгу. Голос ее немного дрожал в самом начале, но окреп, когда история по-настоящему закрутилась.

– Жил был в норе под землей хоббит…[135]

Август пролетел незаметно, перетек в ленивый сентябрь. Кейт пыталась наслаждаться каждым мгновением, но сколько ни настраивай себя на позитивный лад, от правды не убежишь: она таяла день ото дня.

Стиснув руку Джонни, она сосредоточилась на ходьбе. Переставляй ноги, одна, потом другая, дыши. Она устала от того, что ее постоянно возили в кресле или носили на руках, точно ребенка, но ходить становилось все труднее. Мучили головные боли – порой такие жгучие, что дыхание перехватывало и стирались из памяти даже лица родных и привычная обстановка.

– Кислород дать? – прошептал Джонни ей на ухо, чтобы не услышали дети.

– Я дышу, как Лэнс Армстронг[136] во время Тур де Франс. – Она попыталась улыбнуться. – Нет, спасибо.

Джонни усадил ее в любимое кресло на веранде и укутал шерстяным покрывалом.

– Ты точно будешь в порядке, пока нас нет?

– Точно. Не пропускать же Маре репетицию, а мальчикам – бейсбол. Да и Талли скоро вернется.

Джонни рассмеялся:

– Я бы не был так уверен. За то время, которое она тратит, чтобы купить продукты на один раз, я бы мог целый фильм сделать.

Кейт улыбнулась:

– Для нее это все внове.

Когда Джонни уехал, дом позади нее окутала непривычная тишина. Глядя поверх мерцающей глади Саунда на противоположный берег, увенчанный короной из небоскребов, она вспомнила, как сама когда-то жила в городе, рядом с Пайк-плейс-маркет, – была молодой, делала карьеру, носила пиджаки с подплечниками, ковбойские ремни и сапоги гармошкой. Тогда она встретила Джонни – и без памяти влюбилась. Она хранила столько воспоминаний о нем: как он впервые поцеловал ее, назвал Кейти, сказал, что не хочет причинить ей боль.

Сунув руку в сумку, лежавшую рядом, она достала тетрадь и некоторое время разглядывала ее, скользя кончиками пальцев по тиснению на кожаной обложке. История подходила к концу. Она записала все – по крайней мере, то, что смогла вспомнить, – и надеялась, что детям эти записи помогут так же, как в свое время помогли ей.

Открыв страницу, на которой остановилась, она взяла ручку.

Пытаясь записать собственную историю, я поняла кое-что удивительное. Сначала изо всех сил вспоминаешь даты, места, лица. Думаешь, что главное – изложить факты, что, оглядываясь назад, вспомнишь взлеты и падения, хронологию событий от юности до зрелости. Но это далеко не все.

Любовь. Семья. Смех. Вот что остается, когда все дела сделаны, все слова сказаны. Всю жизнь я считала, что нужно делать больше, хотеть большего. Пожалуй, мою глупость можно извинить: я была так молода. А теперь я хочу, чтобы мои дети знали, как я горжусь ими и как горжусь собой. Мы – вы, я и папа – и есть все, что нам нужно. У меня было все, о чем я могла мечтать.

Любовь.

Вот что останется с нами навеки.

Она закрыла тетрадь. Больше сказать ей было нечего.

Талли вернулась из супермаркета, чувствуя себя победительницей. Она поставила пакеты на столешницу, один за другим разобрала их, затем открыла банку пива и вышла на веранду.

– У вас тут не магазин, а непролазные джунгли, Кейт. Я, похоже, заехала через выезд или выехала через въезд, черт разберет. Все так озверели, будто я враг народа, в жизни мне столько не сигналили.

– У нас, домохозяек, не очень-то много свободного времени, чтобы торчать в супермаркете.

– Вообще не представляю, как ты управлялась. Я к десяти утра уже хочу полежать.

Кейт рассмеялась.

– Сядь. Рядом.

– Я еще умею «кругом» и «умри», можно мне вкусняшку?

Кейт протянула ей тетрадь:

– Тебе первой показываю.

Талли ахнула. Кейт все лето писала в этой тетради – сперва легко и быстро, затем медленнее. В последние недели она все стала делать медленно.

Талли села, то есть скорее плюхнулась в кресло; ком в горле мешал говорить. Эти строчки точно доведут ее до слез, но и подарят счастье. Взяв Кейт за руку, она открыла первую страницу.

Взгляд тут же уцепился за фразу:

Увидев Талли, я первым делом подумала: ого, вот это сиськи.

Прыснув, она продолжила читать. Страницу за страницей.

В смысле, тайком сбежать из дома?