Улица Светлячков

– Ну чего вы комедию ломаете? Я вам важные вещи объясняю.

В дверь позвонили.

– Кто бы это мог быть? – изобразила удивление Талли. – Пойду-ка узнаю.

Мара сунула голову в спальню:

– Приехали. Как она, готова?

– Кто приехал? Для чего готова?

И тут же в ее спальню начали строем заходить люди. Первым показался мужчина в комбинезоне, толкавший перед собой вешалку на колесах, на которой теснились десятки вечерних платьев. Оставшееся в комнате место заняли Мара, Талли и мама.

– Так, пап, – объявила Мара, – мужчинам нельзя.

Поцеловав Кейт в щеку, Джонни покорно вышел.

– Единственное преимущество славы и богатства… – начала Талли. – Впрочем, что это я, преимуществ полно, но одно из главных – это возможность позвонить в «Нордстром», сказать: «Пожалуйста, привезите мне на дом все, какие есть, вечерние платья в размерах с четвертого по шестой» – и услышать в ответ: «Да, конечно».

Мара подошла к кровати Кейт:

– Не могу же я выбирать свое первое выпускное платье без тебя, мам.

Кейт не знала, плакать ей или смеяться, поэтому плакала и смеялась одновременно.

– Ты не переживай, – добавила Талли. – Я им несколько раз сказала, чтобы голые платья не привозили.

Тут все четверо рассмеялись.

Кейт слабела с каждой неделей. Несмотря на все усилия, на нарочито-позитивный настрой, тело постоянно предавало ее в мелочах. То никак не вспомнить слово, то не получается закончить фразу, то пальцы дрожат, и ничем их не успокоить, то не знаешь куда деться от тошноты, то колотит озноб. Пронизывающий до костей холод стал теперь ее вечным спутником.

А боли становились все сильнее. К концу июля, когда жаркие, пахнущие спелыми персиками ночи снова начали отвоевывать время у дней, она уже почти удвоила изначальную дозу морфина, и никто не возражал. Как сказал врач: «Привыкание для вас уже не проблема».

Правда, она хорошо притворялась, и никто, казалось, не замечал ее слабости. Конечно, обращали внимание, что она больше не может спуститься на пляж без инвалидного кресла, что частенько засыпает еще до начала вечернего фильма, но слишком много в эти летние дни было другой суеты. Талли по мере сил справлялась с домашними обязанностями, и освободившиеся часы Кейт посвящала своим воспоминаниями. В последнее время она начала волноваться, что не успеет дописать, и это пугало ее.

А вот смерти она, странным образом, уже не боялась. По крайней мере, не так, как прежде. Мысли о грядущем конце по-прежнему провоцировали панические атаки, но случались они все реже. И все чаще в голове мелькало: хочу отдохнуть.

Сказать этого вслух она, конечно, не могла. Даже Талли, которая готова была слушать ее часами. Каждый раз, когда Кейт затрагивала тему будущего, Талли вздрагивала и пыталась отшутиться.

Смерть – дело одинокое.

– Мам? – тихонько позвала ее однажды Мара, приоткрыв дверь.

Кейт с усилием натянула на лицо улыбку.

– Привет, милая. Я думала, ты с друзьями на пляже.

– Я собиралась.

– А почему не пошла?

Мара сделала шаг в комнату. Внешность собственной дочери на мгновение огорошила Кейт – так резко она снова выросла. Почти метр восемьдесят, и тело начинает оформляться – девочка на глазах превращается в женщину.

– Хотела кое-что сделать.

– Так, и что же?

Мара оглянулась на коридор, затем снова повернулась к Кейт:

– Ты сможешь выйти в гостиную?

Насилу справившись с неудержимым желанием отказаться, Кейт ответила: «Да, конечно», надела халат, перчатки, вязаную шапочку. И, преодолевая тошноту и слабость, с трудом выкарабкалась из постели.

Мара взяла ее под руку, помогла удержать равновесие, на мгновение будто взяв на себя роль матери, и отвела в гостиную, где, несмотря на летнюю жару, пылал камин. Лукас и Уильям, еще в пижамах, сидели рядышком на диване.

– Привет, мам, – одновременно сказали они, беззубо улыбаясь.

Мара усадила Кейт рядом с мальчиками, укутала ее ноги полами халата, а сама села с другой стороны.

Кейт улыбнулась:

– Совсем как в детстве, когда ты разыгрывала перед нами пьесы.

Мара кивнула, придвинулась ближе. Но смотрела на Кейт без улыбки.

– Очень давно, – начала она ломким голосом, – ты подарила мне одну особенную книгу.

– Я тебе кучу книг дарила.

– Ты сказала, что однажды, когда мне будет грустно и тяжело, она меня выручит.

Кейт внезапно захотелось отодвинуться, отстраниться, но по обе стороны от нее сидели дети.

– Да, – только и ответила она.

– В последние недели я несколько раз за нее бралась и каждый раз откладывала.

– Ничего страшного…

– И теперь понимаю почему. Просто она нам всем нужна.

Протянув руку, она взяла с журнального столика «Хоббита» в мягкой обложке, много лет назад подаренного матерью. Казалось, что с того дня, когда Кейт поделилась с дочерью любимой книгой – точно передала ее по наследству, – прошла целая жизнь. Целая жизнь и всего один миг.

– Круто! – обрадовался Уильям. – Мара нам будет читать.

Лукас пихнул брата локтем:

– Да тихо ты.

Кейт обняла сыновей, не отрывая взгляда от красивого, серьезного лица дочери.

– Хорошо.