Ultraгрин: Маленькие повести для мобильных телефонов

Болтконский приехал в восемь, в зале томились только девушки, нарядные, ухоженные. Они сидели по парам и натужно веселились, пили надоевший мохито – вода с травой считается модной уже пару лет. «Но у нас не тропики, жажды и обезвоживания бояться не надо, однако против моды не попрешь, вот они и пьют и хвалят, а предложишь водочки или винца сладенького, сразу перестают траву пить» – так думал Болтконский, наблюдая за девушками, ждущими своего часа.

Они все примерно одинаковые: вытянутые щипцами волосы, мохнатые ресницы и губы, слегка надутые для капризности и придуманной надменности. Суть и личность при таком антураже маскируется, а мужчины по-прежнему хотят дойти до самой сути, поэт знал, что говорил…

Возраст с такой маскировкой определить сложно – то ли двадцать пять, то ли сорок, при таком свете, как в стриптиз-баре, вообще хрен поймешь.

Болтконский вспомнил, что однажды он познакомился в ночном клубе с девушкой легкого поведения, но в ту ночь не устроила цена, и он договорился приехать к ней на следующий день по доступной цене дневного тарифа. Девушка вечером ему понравилась, а когда приехал днем, то вместо блондинки на длинных ногах его встретила коротконогая брюнетка, заспанная, в банном халате и шлепанцах, с которых свисали толстые пятки, требующие ухода.

Он ушел через пять минут и чуть не упал, наткнувшись на лестнице на пьяное тело мужика, обитателя этого нехорошего дома.

Женщину надо проверять только утром, без сбруи, навесных копыт-каблуков и ленточек в хвосте и холке.

Два лица выбивались из причесанного и напудренного ряда: девушка-старушка с голубой головой и девушка-подросток без макияжа, в сильных очках и с робким взглядом первоходки по таким местам.

Бабушка была на вид за семьдесят, аккуратно одета, как работающий пенсионер. Она записалась женщиной тридцати девяти лет, оплатила вход, и администратор хоть и поморщилась, но за стол провела.

Девушка-подросток была одета бедно, но чисто, эту тысячу за вход ей подарила тетка на день рождения и настоятельно потребовала пойти в этот клуб.

Двадцать восемь лет до этого девушка сидела за роялем и компьютером, была она в детском саду музыкальным работником.

– Со зрением минус шесть, кроме собственного носа, выступающего за предельно допустимую черту, ни черта не найдешь, пора действовать, – сказала тетка. – Покажи себя, детка, пусть они увидят, что есть другие, натуральные, нестандартные девушки, для которых Тургенев не корабль и даже не самолет, а просто писатель.

Стали подтягиваться кавалеры, допившие к десяти часам свою норму и готовые на десерт получить немного случайной любви.

Все они были одеты в рабочий прикид, никто специально к встрече не готовился – к чему готовиться, если ты уже выпил нормально и весь опыт сзади?

Они расселись за столы, и началось. Мужчины, развалившись в расслабленных позах, изучали товар, девушки пытались за полторы минуты на каждого заинтриговать, отвечали медленно: «Да ладно! Время покажет, ищу настоящую любовь, возможен тест-драйв, но с гарантиями».

Три минуты, гонг, перемещение, и шоу продолжается. Еще три минуты – и в путь, через пять столов-этапов перерыв, передохнуть, смочить горло – и опять в путь за счастьем.

Каждая мечтает выйти из дома на Петровско-Разумовской, сесть в «Газель» и познакомиться с принцем из Австралии, приехавшим на один день на выставку кошек.

Но так не бывает. Люди, конечно, встречаются, но другие – или женатые, или как опора в жизни не подходят, валятся в салоне тебе на плечо, требуют заботы или хотя бы сто рублей поправить здоровье. Крепкие, надежные спины в «газелях» не ездят. Где они ездят – бог его знает. Знает, но не говорит, вот и приходится действовать, грудью прокладывать дорогу, но иногда груди недостаточно, приходится задействовать другие части тела. Отдашь себя всю без остатка, а в результате – ноль, никакого выхлопа.

Но надо пробовать, так рекомендуют журналы, где все сотрудницы, включая руководство, одиноки, как Останкинская башня в чистом поле, – советы дают, да не в коня корм.

Бабушка и девушка сидели одни, их как-то незаметно исключили из круговорота мужского пола, не предупредили, и они сидели за пустым столом и разговаривали друг с другом.

Разговор не клеился. То, что знала про любовь бабушка, девушке никогда не понять, ее в жизни касалась рука только одного мужчины, доктора-ортопеда, – когда ей был год, он надевал ей распорки на ноги для коррекции. В семье были одни женщины.

Бабушка, повидавшая за свои годы многих, еще не забыла, как пахнет мужчина, и желала восстановить прежний режим совокуплений.

Болтконский из соображений гуманности подошел к ним, решил поддержать морально, подкормить и подпоить.

Его приняли на ура, принесли пирожки и овощи, винца и фруктов, начался пир.

Бабушка пыталась выяснить, какая у него степень свободы, но, поняв, что он не интересуется ею как женщиной, стала продюсировать ему девушку, намекая на ее природную девственность и нравственную чистоту.