В свою очередь, Габриэль Баске запутался в собственном теле, которое внезапно стало ему велико. Он догадывался, что банальные, привычные или неловкие слова, сказанные этой женщине, будут брошены ему в лицо одним лишь взглядом. Он чувствовал, что мать с дочерью несут в себе настолько особое очарование, что он должен войти в волшебство так, чтобы не нарушить его. Ему бы хотелось взять эту светлоглазую девочку за руку и искать вместе с ней самые невероятные цветы по всему свету. Он хотел бы провести рукой по лицу ее матери-искры, не для того, чтобы утихомирить ее пылкость, но чтобы соединиться с ней. «Она похожа на горящую лозу», – подумал он. По тому, как она брала в руки цветы, как нюхала их, с каким трепетом и вниманием их выбирала, он распознал в ней страстность, которая была свойственна и ему тоже. Ему вспомнилась фраза Флобера, которую он прочитал в его «Письмах»: «Как счастливы те, кто не мечтает о невозможном!» А он как раз проживал невозможное здесь, в этом цветочном магазине, покрытом деревянными ангелами, которые, кажется, посмеивались над пятидесятилетним мужчиной, обретшим любовь снежным днем.
Наконец он остановил свой выбор на лилиях, будучи убежденным, что клошару с его улицы нужны королевские цветы. Когда Камилла с Перлой выходили из магазина, он набрался смелости, сделал вдох, посмотрел им прямо в глаза и сказал:
– До свидания.
Камилла неожиданно покраснела, глубоко взволнованная этим «до свидания», которое походило на признание в любви. «Ты бредишь», – твердила она себе. Она вдруг обнаружила, что испытывает чувство, которое ее взволновало и испугало. Она выздоровела, но ее исхудавшее тело несло на себе отпечаток болезни. К ней уже несколько месяцев, лет, столетий не прикасался ни один мужчина. Казалось, желание покинуло ее навсегда. Тело предало ее, поэтому она отвергла его. Ей хотелось не отыскивать признаки рецидива, а просто жить. С нежностью. Ей было безумно трудно любить и принимать себя с тех пор, как она увидела себя в плачевном состоянии – разбитой, изможденной. И все же она знала, что свет может вспыхнуть даже в самом темном уголке души.
Каждый вторник Габриэль Баске приходил в одно и то же время. Он называл его «время цветов». Каждый вторник мать с дочерью подтрунивали над ним из-за его стеснительности. Им не хотелось прерывать это бессловесное общение, куда более сокровенное, чем все слова, вместе взятые. Время для разговоров было упущено. Да и что можно было сказать после столь долгого молчания?
Идя по традиционному маршруту через Сену в направлении цветочного рынка, после двух месяцев их еженедельных встреч, Перла спросила мать:
– Как ты думаешь, незнакомец с цветами когда-нибудь с нами заговорит?
– Не знаю. Так может продолжаться целую вечность.
Но в тот день его там не оказалось.
И в следующий вторник тоже.
Габриэль Баске сменил тактику. Или струсил. Или предпочел мечтать о невозможном. Или попал под машину. Или все бросил ради островка, затерянного среди бушующего океана. Именно на последнем варианте остановились Камилла с Перлой. По их мнению, если человек отсутствует, значит, он скрылся за горизонтом.
Они перешли через Сену, тихонько напевая. Хотя март гнал зиму прочь, влажный холод окутал Париж. Но они не сомневались, что весна уже потягивается после долгого сна. Габриэль Баске стоял перед дверью цветочного магазина с огромным букетом полевых цветов в руке. Он неотрывно смотрел на них, пока они шли к нему навстречу. Камилла и Габриэль вновь оказались лицом к лицу, неподвижные и взволнованные, как будто только что занимались любовью.
– Добрый день, – сказал он.
– Добрый день, – ответила она.
Он подарил девочке цветы.
– Где вы их собрали? – радостно спросила Перла.
– В стране вечной весны, – ответил он, быстро пряча ценник цветочного магазина.
– Вот видишь, мама, мы были правы! Он был в отъезде.
Значит, они говорили о нем.
– А где находится страна вечной весны? – продолжила Перла.
Нужно было быстро придумать ответ. В моем бумажнике? В моем сердце? В моем доме? В моих мечтах?
– В Нотр-Дам де Пари, – внезапно сказал он. – В соборе находится тайный сад, в котором поет вечная весна.
– Правда? – спросила Перла, немного смущенная глупой растерянностью матери.