Улыбки уличных Джоконд

Но стрелки на часах показывали лишь четверть девятого, и до ночной прохлады было еще далеко. Константин Павлович щелкнул крышкой «Брегета», спрятал серебряный кругляшок в жилетный карман, зевнул и снова уставился на темный прямоугольник двери черного хода. У парадного дежурил Левашов, опытный сотрудник «летучего», если что, справится в одиночку.

После посещения Зины Константин Павлович, конечно же, отправился на Офицерскую. Там уже ждали Филиппов со Свиридовым, вместе они накинулись на списки корабельных команд. К полудню выяснилось, что из всех трех длинных списков нашлось лишь одно совпадение – матрос Николай Радкевич с «Мстислава Удалого» регулярно ночевал у Макокина ровно в те дни, когда корабль находился в столице. В дни убийств Блюментрост и Герус он тоже отметился у Макокина. Туда же вернулся и после покушения на Клотильду.

Свиридов не обманул насчет возможностей политической полиции – уже к четырем часам дня у них на руках был адрес: доходный дом на Харьковской улице, в двух шагах и от ночлежки на Полтавской, и от всех мест убийств и покушений.

Квартира была на четвертом этаже, последнем. На стук никто не открыл. Маршал настаивал на том, чтобы вскрыть дверь, но Владимир Гаврилович убедил его этого не делать:

– Осмотр пустой квартиры нам мало что даст. А судя по всем приметам, господин этот хитрый и очень осторожный. Может заметить, что с замком что-то не то. И брать его тогда придется на лестнице или улице. А это чревато осложнениями. К чему нам лишний риск? Лучше установим наблюдение за обоими входами, рано или поздно он сюда вернется. И мы его тихо и мирно возьмем в квартире. Если раньше он не объявится у Макокина.

Аргументы были веские, и теперь, вызвавшись в первую очередь наблюдения, Маршал уже четвертый час сидел в кустах у черного хода (выбрал как наиболее перспективный), время от времени поправлял висевший на руке свисток, проверял револьвер да доставал из кармана часы – а других развлечений и не было.

В девять должна была прибыть смена. Константин Павлович снова потянул за цепочку часов, но тут из-за угла дома высунулась голова в фуражке. Отрепьев! Тот оглядел двор, медленным шагом направился к двери. На пороге еще раз оглянулся, достал из кармана нож и только потом взялся за ручку.

Как только за письмоводителем – или матросом? – прикрылась дверь, Константин Павлович выставил вперед руку с револьвером и, стараясь ступать бесшумно, двинулся к парадной, в которой только что скрылся Отрепьев. Сзади угрожающе зарычала собака. Маршал обернулся, но источника рыка не увидел – весь обзор загораживала огромная долгорукая фигура в шляпе с широкими полями, закрывавшими лицо. Он схватил великана за руку, но рукав оказался пустым.

«Опять кошмар!» – подумал Константин Павлович и упал на колени от сильного удара в висок. Мостовая поплыла перед глазами, от чугунной невысокой ограды палисадника на него грустно смотрела, поскуливая, пегая дворняжка. Маршал оттолкнулся рукой от земли, попытался встать, и ему это на удивление легко удалось – кто-то сильно потянул его вверх за шиворот, помогая подняться. Он обернулся, попытался перехватить эту руку, но его отвлекла резкая боль в правом боку. Нужно было посмотреть в лицо этого человека, но глаза было невозможно оторвать от чужой белой руки, сжимающей знакомую рукоять морского ножа. Лезвие было полностью скрыто от взгляда Константина Павловича, но зато очень отчетливо было видно, как по этой белой руке, по манжету сорочки тонкой струйкой, короткими толчками, течет темный вишневый сок.

– Сдохни, жених! – донеслось откуда-то сверху.

Константин Павлович еще раз попытался поднять голову, посмотреть Отрепьеву в глаза, но не мог отвести взгляда от темно-красного ручейка. Последним проблеском угасающего сознания была мысль: надо проснуться, срочно!

Глава 20. Мозг – предмет темный

Было очень холодно. И жестко. Почему-то он лежал на спине, хотя никогда, с самого детства, не умел спать в таком положении. Ложе было крайне неудобным, как будто он вдруг решил расположиться на столе. Сквозь кисельной густоты шум в голове неразборчивым гулом доносились мужские голоса. Константин Павлович открыл глаза, но ничего отчетливого не увидел – только мутный холодный свет. Он попытался сфокусировать взгляд хоть на чем-то осязаемом – и высмотрел переплетающиеся тонкие ворсистые линии. Он был укрыт с головой какой-то тканью, возможно, простыней. И это тоже было странным – он никогда так не прятался под одеяло, разве что в детстве, когда няня по его же просьбе рассказывала страшные истории про колдунов и русалок. Константин Павлович хотел откинуть белый покров, но не смог пошевелить рукой. Более того – он даже не мог моргать, веки тоже его не слушались. Но открытые глаза, которые должны были начать слезиться, оставались сухими, и никакого физического дискомфорта Маршал не испытал – скорее легкое недоумение. Он попробовал пошевелить пальцами ног и особо не удивился и даже не огорчился, когда это не вышло.