Улыбнись мне, Артур Эдинброг

– Вилка, изначально я не хотел рассказывать тебе об этом, но теперь – хочу. Более того, я должен. Дело в том, что здесь, в Форване, у меня была девушка. Ее звали Аманда. Я любил её. Очень сильно. А потом…

– Я знаю, Артур.

Эдинброг поднял на меня взгляд:

– Знаешь? – недоумённо переспросил он.

– Да.

И я рассказала ему обо всём: о том, как разглядывала фотографию в запертом кабинете, о том, как говорила с Борисом о случившемся, о том, что признала в мистере ДеБасковице брата Аманды… Я говорила и до жути боялась, что сейчас он обвинит меня во лжи, скажет, что у меня слишком длинный нос, что я вечно лезу не в своё дело, накричит на меня и уйдёт. И всё станет не просто плохо, а по-настоящему невыносимо.

Так что теперь я начну считать дни до отбытия с радостью, а не тоской.

Но Артур, дослушав меня, только покачал головой, будто бы удивлённо:

– Ну да, конечно же, ты всё знаешь. Как я мог подумать иначе? Ты же такая… не знаю. Непоседливая. Любопытная. Непредсказуемая.

Я криво усмехнулась:

– Если ты хотел меня обругать – у тебя не получилось. Звучит как комплимент.

– Это и есть комплимент, Вилка.

Он замолчал. Вновь начал накрапывать дождь, потом полило сильнее, ещё сильнее… Артур сплел заклинание, и над нами повис куполообразный зонтик. Один на двоих. Мне было приятно, что он не наколдовал два отдельных.

Артур посмотрел на меня и вдруг, протянув вперёд руку, заправил прядку, выбившуюся из причёски, мне за ухо.

– Ты всё ещё любишь её? – ляпнула я, хотя вопрос явно был слишком личным.

– Она мертва.

Вот так ответ: ни да ни нет. Как в старом фильме, где один всегда говорит «люблю тебя», а второй – «аналогично». И всем понятно, что это ерунда какая-то, но что уж тут поделаешь.

– Мне жаль, – пробормотала я.

– Спасибо, – кивнул он и поморщился: так себе ответ получился. С другой стороны – ну а что тут ещё ответить? «Мне тоже» не подходит: наши чувства несоизмеримы.

Артур поднялся и, взяв меня под руку, подвёл к гроту. Там, внутри искусственной пещеры, было что-то вроде алтаря: каменная плита с магическими значками, а перед ней – небольшая чаша бассейна. Вода внутри выглядела как водоворот-воронка: куда-то бесконечно и беспрерывно утекала.

Артур остановился перед бассейном.

– Вилка, я хочу, чтобы ты знала: я очень рад, что ты попала сюда из-за ошибки в ритуале, – сказал он негромко. – Сначала я злился, конечно… Потом думал – не повезло. Затем стал понимать, что ты достаточно приятный… – он замялся.

– Фамильяр? – подсказала я с горечью.

– Нет. Напарник. Но теперь… – он поднял взгляд наверх, будто задумавшись, а потом посмотрел мне в глаза. – Теперь я понимаю, что это был настоящий подарок. Ты даже не представляешь, как долго я был мёртв внутри. Или спал – так глубоко, что сон невозможно было отличить от комы. Но сейчас я будто проснулся. Мне снова нравится жизнь. Я смотрю вперёд с интересом. Я начинаю думать, что иногда испытания – это ещё и способ вырасти, а не только тяжёлый долг. А некоторые проблемы… довольно забавная штука, если честно. Их даже можно назвать приключениями. И это всё благодаря тебе. Просто рядом с тобой по-другому не получается: ты такая живая…

Он продолжил:

– Последние два года были непростыми. И полными неверных выборов с моей стороны. После гибели Аманды я намеренно возвёл своё горе на пьедестал и отказался от всего остального. Я будто пытался наказать саму жизнь своим безразличием, презрением и яростью за то, что она отобрала у меня двух дорогих людей одного за другим. Но проблема в том, что я не жизнь наказывал. А самого себя.

– Ты скорбел, Артур. Это нормально.

– Сначала – да. Но потом это чувство выродилось в тупую злость и обиду. В надменную холодность и презрение. Мол: все вы – поверхностные, бездумные идиоты. А я – я несчастен, и значит, я велик. Но это уже не скорбь. Это деградация вкупе с оскорблением памяти ушедших.

Ничего себе он загоняется.

– Я больше не хочу так жить, – сказал Артур. – Она мертва. Я жив. И впервые за долгое время я готов двигаться дальше. Но для этого надо отпустить Аманду.

– Сомневаюсь, что такие решения принимаются разумом, – честно сказала я. – Нельзя приказать себе разлюбить кого-то, Артур. Даже если это кажется верным. Уж я-то знаю.

– Я уже разлюбил. Осталось только признать это. И попрощаться.

Он вытянул из-за ворота водолазки кулон на серебряной цепочке. Старомодный, круглый, с лёгкой вязью букв. Артур отщёлкнул крышечку. Внутри была, конечно же, фотография сияющей ДеБасковиц…

Артур большим пальцем погладил кадр, потом что-то прошептал, вновь захлопнул амулет и бросил его в бассейн с водоворотом. Ледяная вода тотчас окрасилась в пронзительно-алый цвет. Мгновение – и амулет пропал. Буквы на алтаре засветились и потухли.

– Прощай, – тихо сказал Эдинброг бурлящей воде.

38. Ужин в горах

Ещё какое-то время мы стояли в гроте.

Я смотрела на Артура и видела, как тени под его глазами исчезают, угрюмые складки на лбу разглаживаются, а губы расслабляются. И без того обладавший безупречной осанкой, сейчас он выпрямился ещё сильнее. Как будто вырос на пару сантиметров.