Критикой метафизического реализма с позиций эмпиризма продолжают заниматься такие современные философы, как Бас ван Фраасен из Принстонского университета. Этот философ, обратившийся в католицизм во взрослом возрасте, отмечает: между сторонниками эмпиризма и представителями метафизического реализма с XIV века происходят философские битвы. Вторые считают, что философия и наука совместными усилиями пытаются выявить то, что происходит в природе, — независимо от человеческих наблюдений и мышления. Эмпирики, напротив, призывают нас вернуться к опыту, при этом скептически относясь к философским и научным объяснениям того, почему опыт должен быть таким или эдаким. Ван Фраасен утверждает: наука может лишь предоставлять нам вразумительные описания эмпирических данных, при этом не полагая, что она описывает или объясняет то, что происходит независимо от опыта[261]
.Чарльз М. Тейлор — еще один современный философ (и еще один набожный католик), который критически относится к метафизическому реализму, особенно в вопросе о человеческой самости. Он преподавал в Оксфордском университете, Университете Макгилла и Северо-Западном университете, а в 2007 году получил престижную Темплтоновскую премию за продвижение к исследованиям или открытиям относительно духовных реалий. В своей влиятельной работе «Истоки „я“: формирование современной идентичности» Тейлор описывает четыре признака, которые обычно считаются применимыми к объектам научного изучения. Объекты изучения должны рассматриваться «в абсолютном измерении», то есть не с точки зрения их значения для нас или любого другого субъекта, а самостоятельно («объективно»); объекты являются сами собой — независимо от каких-либо описаний или интерпретаций, приписанных им любыми субъектами; объекты в принципе можно описать явным образом, а также (в теории) без отсылок к тому, что их окружает[262]
.Под влиянием научной революции идеал постижения космического порядка благодаря созерцанию стал рассматриваться как тщеславная и ошибочная, как самонадеянная попытка избежать тяжкого труда, связанного с доскональным изучением[263]
. Тем не менее Тейлор предупреждает: если мы позволим научным изысканиям стать главенствующей силой в нашем мировоззрении, «мир полностью потеряет свой духовный контур, все дела окажутся бессмысленными, а мы будем бояться устрашающей пустоты, своего рода головокружения, или даже того, что наш мир и телесное пространство треснут по швам»[264].Обсуждая вопрос человеческой самости, Тейлор утверждает: идеал современной науки — «отстраненное „я“, которое способно объективизировать не только окружающий мир, но и свои собственные эмоции и склонности, страхи и понуждения, тем самым создавая определенную дистанцию и самоконтроль, которые позволяют ему действовать „рационально“»[265]
. Однако опасность подобной объективизации «я» состоит в том, что мы отделяем свое чувство идентичности от его качественных черт — черт, которые и определяют нас как людей-деятелей. В результате мы повреждаем свое чувство того, что мы личность — особенно когда «я» низводят до биологических процессов в мозге. Наше чувство осмысленности частично проистекает из того, что мы выражаем свои переживания в словах, и потому «открытие» нашей собственной природы и природы реальности в целом зависит от «изобретения» мира, который мы населяем, и переплетено с этим «изобретением».Гарвардский философ Хилари Патнэм — еще один выдающийся современный мыслитель, который глубоко поразмыслил над нашим участие в совместном сотворении Вселенной, которую мы населяем. Как верующий иудей он рассматривает свою религию как способ — хотя и не единственный — передачи опыта общения с Богом. При этом он добавляет: чтобы радоваться религиозным и моральным достижениям иудаизма, нет нужды отрицать такие же достижения других конфессий и людей[266]
. Подобно Уильяму Джеймсу, Патнэм объединяет идею о философском возвращении к общему опыту с интересом к религиозным переживаниям. Он в целом солидарен с Чарльзом Тейлором: мы ограничиваем свои познания о человеческих природе и уме, игнорируя такие субъективные и влияющие на происходящее факторы, как человеческие желания и убеждения, — сужая сферу своего внимания до объективной и бессознательной деятельности мозга[267].