Умереть на сцене

— Хорошо, она как нетворческая интеллигенция сдает подельников, а себя очень даже творчески выгораживает. А творческая шпана просто топит всех вокруг, не обращая внимания, что и сама на дно идет.

— Вообще-то я имел в виду наши дальнейшие действия, — мягко прервал наши изыскания Баринов. — Не пора ли встретиться с клиентом и сообщить ему о результатах нашей деятельности? Или лучше отложить это на завтра? Ниночка?

— Если с отчетом по расходам и обоснованием счета, то лучше завтра, — правильно поняла его вопрос Нина.

— Если с отчетом по оперативной работе, то лучше послезавтра, — ухмыльнулся Гоша.

— Если по-человечески, то сегодня, — упрямо заявила я. Упрямо — потому что это больная тема. Мое стремление вести себя «по-человечески» вызывает постоянные насмешки напарника и столь же постоянно удивленно поднятые брови Ниночки. Шеф неудовольствия тем, что Гоша называет родимыми пятнами тяжелого педагогического прошлого, так откровенно не демонстрирует, но бросает на меня печальные взгляды, а на Гошу — укоризненные. Дескать, плохо воспитываешь молодое поколение. — Прямо сейчас и позвонить! Переживает же человек.

— Он переживал, пока сам под обвинением ходил, — живо возразил Гоша. — А как дело закрыли, чего ему переживать? Нет, нам, конечно, тянуть тоже смысла нет, а то расслабится, успокоится…

— С деньгами расставаться не захочет, — продолжила Нина.

— Примерно так. Рестаев, конечно, человек порядочный, но зачем рисковать. Так что ты, Ритка, завтра с утра садишься за отчет…

Зазвонил телефон, и Ниночка метнулась в приемную.

— Детективное агентство «Шиповник», чем мы можем вам помочь? — пропела она. — Да, конечно, Андрей Борисович. Вы прямо сейчас хотите подъехать?

Баринов кивнул, и Нина затараторила:

— Да, пожалуйста, и Феликс Семенович тоже. Да, Александр Сергеевич будет вас ждать. Хорошо, до встречи.

Она положила трубку и пожала плечами:

— Рита была права, переживает человек. Ладно, минут двадцать у нас есть, я пока хоть первые прикидки по счету набросаю.

— А мы отчетом займемся. — Гоша поднялся со стула. — Ритка, кому сидим? Пошли твои заметки в приличный черновик сводить!

* * *

Все-таки Ниночка — волшебница! Пусть у нее к приходу клиента еще не был готов полновесный финансовый документ, но Феликсу Семеновичу (Рестаев от всех бумаг с цифрами вполне ожидаемо отмахнулся) предоставленной схемы расходов вполне хватило. Изучал он ее с большим интересом, краем уха слушая, как Александр Сергеевич излагал содержание признаний, написанных Сормовой, Шурочкой и Олегом. Короткое вступление — как Раиса Михайловна довольно долго накручивала родственницу: дескать, к вам в театр всякие фифы в злате-серебре ходят, а ты всем стиль «веселый нищий» демонстрируешь, а также фантазии троицы на тему, как до этого чужого злата-серебра можно добраться, Феликса Семеновича не особенно заинтересовали. Когда речь зашла о том, как преступные фантазии постепенно превратились во вполне реальные планы, он поднял голову от Ниночкиных расчетов, а когда речь зашла об использовании его собственного кабинета для получения ключей от квартир обеспеченных любителей театра, и вовсе отложил их в сторону.

Рестаев же с самого начала слушал Баринова, затаив дыхание и не сводя с шефа округлившихся глаз.

— Я не понял, — произнес Феликс Семенович неуверенно. — А от моего кабинета ключи у них откуда?

— Шурочка взяла потихоньку на вахте, сделала копии, потом незаметно вернула, — коротко объяснил шеф. — Точно так же они потом поступали с ключами, которые доставали из карманов ваших гостей. Но поскольку Шурочка и Олег, как правило, были заняты в спектакле, им нужна была помощь Сормовой. Она подъезжала к театру, забирала ключи, делала копии и до конца спектакля возвращала. А Олег или Шурочка подбрасывали ключи на место.

— Какая гадость! — с чувством выдохнул Феликс.

— Этичным их поведение не назовешь, — согласился шеф. — И даже просто порядочным. Они ведь были знакомы с этими людьми, у некоторых даже дома бывали. При этом они не хотели, чтобы квартирные кражи были как-то связаны с театром, поэтому не торопились, приходили месяца через два-три. И были уверены, что поймать их невозможно. Но после кражи у Завойтовой Уварова проявила небрежность, оставила в сумочке особенно ей понравившееся колье. Серьги и кольцо она отдала сестре, а с колье не смогла расстаться. Она понимала, что не может носить его, но даже просто держать в сумочке было для нее удовольствием. Уварова не подумала, что ее соседка по гримерной не отличается особенной щепетильностью…

Лицо Рестаева исказила болезненная гримаса, и Александр Сергеевич сделал паузу, вопросительно глядя на него.

— Нет, ничего, продолжайте.