Умершее воспоминание (СИ)

Я безучастно молчал, совершенно не желая встревать в это обсуждение. Вообще в последнее время я не знал, как мне следовало относиться к Кендаллу. Я не знал, оставался ли он моим другом или уже давно стал моим врагом. В конце концов, я всё ещё помнил его слова в тот ужасный день, когда я принял решение лететь в Даллас без Эвелин. Мне казалось, что именно Кендалл подтолкнул меня на этот шаг, и я бездумно обвинял его в случившейся ссоре, хотя никому об этом не говорил.

— Я уже устал говорить об этом, — признался Шмидт вполголоса и прижал ладонь ко лбу, — и от этого всего устал тоже.

— Однажды ты её точно доведёшь, — высказал предположение Карлос, — и своими словами, и взглядами, и, в конце концов, своим отношением к Скарлетт. Мне кажется, всё это приведёт к чему-то страшному.

Затем Мик сказал, что пора работать, и к обсуждению поднятого вопроса мы больше не возвращались.

Сегодня наше внимание было направлено на возвращение к старым песням, а не на запись новых. Дело было в том, что Мик организовал наше выступление на кинофестивале в эти выходные. Все вместе мы не выступали довольно давно, так что нам нужно было хорошо потрудиться, чтобы не провалить предстоящее выступление.

В течение всего дня я следил за поведением своих друзей и замечал в поведении каждого какие-то особенности. Кендалл, например, был задумчив и мало разговорчив; в отдельные моменты я видел даже робость в его взгляде, особенно когда он смотрел на меня. Состояние Джеймса не менялось уже, наверное, неделю: он перестал укладывать волосы, бриться, под его глазами обозначились очень заметные тёмные круги, а взгляд его стал совершенно отсутствующим и бессмысленным. Я догадывался, что причиной был разлад в семье, и хорошо знал, что вечером, после работы, Маслоу поедет в «Погоню», где выпьет и как на духу расскажет обо всём, что у него случилось.

Карлос, хотя и пытался вести себя непринуждённо, всё-таки не сумел меня обмануть: по выражению его лица и слегка натянутой интонации я определил, что с Алексой у них не всё было гладко. Не знаю почему, но отношения в семье ПенаВега отчего-то беспокоили меня гораздо больше, чем отношения в семье Маслоу. Может быть, для Джеймса и Изабеллы были характерны частые ссоры, в результате которых они всё равно мирились и продолжали жить, как жили. А для Карлоса с Алексой в последние годы ссоры стали большой редкостью, так что даже я начинал воспринимать их как-то болезненно.

— Что насчёт вашей с Алексой подготовки? — спросил я испанца во время перерыва, когда мы с ним вдвоём спустились за кофе. — Вы уже готовы стать родителями?

Карлос с сожалением улыбнулся и, мотнув головой, сказал:

— Наша подготовка дала трещину.

— Ссора?

— Да, — устало подтвердил друг, — Алекса доводит своё желание быть хорошей мамой до крайности! Я уже устал повторять ей, что она идеальна и без всяких книг, диет, обучающих курсов — всё без толку! Я не знаю, чем её можно переубедить, но её упрямство уже начинает меня пугать.

— Меня тоже, — признался я, взяв в руки стаканчик с кофе, — честно говоря, я ужаснулся, когда увидел Алексу позавчера. Она тает с каждым днём…

— Если не с каждым часом, — добавил Карлос. — Боюсь, ещё немного, и мне придётся обратиться за помощью врачей. Зато теперь я понимаю, чего Алекса натерпелась со мной, когда я… Ну, нет смысла напоминать тебе, ты и сам знаешь. Боже, ко мне это всё как будто бумерангом вернулось…

— Не переживай, я уверен, Алекса вылезет из этого. В конце концов, наше мнение всё ещё что-то для неё значит, верно?

Собеседник немного помолчал, потом слегка улыбнулся и спросил:

— А что у вас с Эвелин? Я уже давно её не видел.

— Да, — задумчиво сказал я, с неохотой возвращаясь к мыслям, что занимали меня прежде. — В последнее время она стала такой замкнутой, не хочет никуда ехать, мало с кем разговаривает… И плачет постоянно. Я просто понятия не имею, что происходит…

— И задавать вопросы бесполезно? — спросил явно удивлённый Карлос.

— Бесполезно. Она мне ничего не рассказывает. Боже, я так из-за этого переживаю…

Друг задумался.

— Мало ли, какие поводы для грусти они иногда придумывают, — как бы ободряюще произнёс ПенаВега. — Скоро всё вернётся на свои места, вот увидишь. Но ты уверен, что причина не в тебе?

— Не во мне. Последние недели я только и делаю, что работаю над собой… — Тяжело вздохнув, я провёл ладонью по лицу. — Я могу жить только той мыслью, что она счастлива. А когда она несчастлива, мне… мне и жить не хочется.

— Всё наладится, Логан, — несколько испуганно сказал Карлос. — Эта печаль временная, всё пройдёт.

Я покивал, хотя мысленно не согласился с другом. Я знал: «печаль» Эвелин была вовсе не так проста, как казалось, и за ней таилось что-то страшное, тёмное, разрушительное.