Умирая за идеи. Об опасной жизни философов

Действительно, смерть есть то, через что проходит каждое индивидуальное Dasein[110]: «Никто не может снять с другого его умирание»[111] (выделено автором. — К. Б.). Каждое Dasein умирает собственной смертью. Благодаря такой фундаментальной характеристике Dasein как «бытия-к-смерти», когда я становлюсь свидетелем смерти другого человека, я могу выказать сочувствие и сформировать свое представление о его смерти. Видя смерть другого, я получаю определенное знание о смерти в целом[112]. Тем не менее я никогда не смогу умереть чужой смертью. Смерть по определению является неотъемлемым личным опытом. Хайдеггер пишет: «Смерть — это то, через что каждое Dasein должно со временем пройти лично». Я не могу передать свою смерть другим, так же как не могу умереть за других. По своей природе «смерть, насколько она „есть“, по существу всегда моя». В умирании показано, что «смерть онтологически конституируется всегда-мне-принадлежностью и экзистенцией»[113].

Поскольку смерть очень индивидуализированный и индивидуализирующий опыт, она вызывает бесконечное одиночество в том, кто через него проходит. Умирая, ты находишься один на один с собой, независимо от того, сколько человек тебя окружает. Именно поэтому Хайдеггер называет смерть «нереляционной-возможностью». Когда Dasein, как «бытие-к-своему-концу», наконец-то достигает этого конца, оно не может «поделиться» им с кем-нибудь еще. Это его собственная смерть, и только его[114]. Умирающее Dasein занимает то место, которое не предназначено ни для какого другого Dasein, независимо от того, насколько сильной была к нему привязанность в течение жизни. Это место, которое может занимать только данное Dasein, вместе со всеми его тревогами, и только.

Как пишет Хайдеггер, «бытие-к-смерти» по сути своей ужас, являющийся центральной концепцией «Бытия и времени». Хайдеггер определяет ужас как «расположение, способное держать открытой постоянную и прямую, поднимающуюся из наиболее своего одинокого бытия присутствия [Dasein] угрожаемость самого себя души, которое может держать в себе полную и постоянную угрозу для себя»[115] (выделено автором. — К. Б.).

Ужас (Angst) отличается от обычного страха: беспокойство связано не с каким-то конкретным происшествием в окружающем мире, а с существованием самого мира. Та «опасность», которую Dasein переживает в ужасе, является онтологической. Ужас возникает не о чем-то конкретном, а обо всем, и поэтому ни о чем, а вернее — о небытии. Именно поэтому ужас играет ключевую роль в организации Dasein, потому что предоставляет доступ к самой его сущности — «бытию-к-смерти»[116]. А если так, то ужас — «привилегированное» состояние души[117]. Ужас — шанс Dasein умереть так, чтобы извлечь максимум из жизни[118].

* * *

Понимаю, что вы улыбнетесь, читая эти строки. И у вас есть на то право. Все это так абстрактно и сухо. И все же, учитывая необычность Хайдеггера как мыслителя, это неизбежно. Вот почему, чтобы обсуждение стало более предметным, предлагаю поэкспериментировать: давайте прочитаем размышления Хайдеггера о «бытии-к-смерти», ужасе, «они» и подлинности через призму повести Л. Н. Толстого «Смерть Ивана Ильича».

Dasein как портрет Ивана Ильича

Исследователи обратили внимание, что Хайдеггер, описывая в работе «Бытие и время» Dasein как «бытие-к-смерти», близок в своей трактовке смерти к Л. Н. Толстому в его повести «Смерть Ивана Ильича», написанной в 1886 году[119]. Иногда описания настолько близки, что термин «стилизация» как раз будет уместен. Однако, как ни странно, Хайдеггер цитирует из Толстого только один раз, а затем прячет его работу в сносках. Он признается, что прочитал повесть, но делает это таким витиеватым образом, что возможность какого-либо ее значительного влияния на творчество философа полностью исключается. Действительно, словно пытаясь направить читателя по ложному следу, Хайдеггер стремится создать впечатление о ложном прочтении книги. Он пишет: «В своей повести „Смерть Ивана Ильича“ Лев Толстой представил феномен разрушения и распада через „чью-то смерть“»[120]. Повесть Л. Н. Толстого совсем не об этом, во всяком случае, не это является ее главной темой.