Умирая за идеи. Об опасной жизни философов

Самым необъяснимым противоречием жизни Мора, вероятно, является то, что он, будучи человеком, дорожившим своими религиозными верованиями и в конечном итоге избравшим смерть вместо их предательства, был беспощадным преследователем убеждений других людей. По-видимому, слушаться предписаний своей совести было правильным делом, пока сам Мор принимал участие в предписывающем процессе. Томас Мор, любитель книг и их автор, проводил долгие часы, допрашивая людей, подозреваемых в обладании запрещенными книгами (в первую очередь Библией в английском переводе Тиндейла)[377]. Он с радостью раздавал обвинительные приговоры налево и направо, в результате которых осужденные еретики «должны были ездить задом наперед верхом на лошади, а к их одежде прикреплялись различные [еретические] тексты»[378].

Итак, в Италии и Испании была инквизиция, а в Англии — Мор. Пока он занимал должность канцлера, он, скорее всего, являлся неутомимым дознавателем. «Его методы были далеко не мягкими», — замечает один из современных нам биографов[379]. Он мог появляться в домах без предупреждения в поисках запрещенной литературы; он был способен молниеносно производить аресты и отправлять людей в камеру для пыток. Для большей эффективности Мор вел дознания и содержал задержанных в своем доме в Челси. Поскольку для него еретик был не человеком, а инструментом дьявола, в ход шли все методы. Например, он лгал обвиняемым или давал ложные обещания, чтобы получить признательные показания. Любой трюк считался дозволенным. «Право хранить молчание», к которому Мор неоднократно прибегал, защищая себя в течение нескольких лет следствия, он категорически отрицал для тех, кого обвинял в ереси. В своих трудах Мор открыто защищал сожжение на костре как средство борьбы с ересью и полагал, что еретики, к которым в Англии не следует проявлять терпимости, должны быть «наказаны смертью в вашем огне», если другие методы потерпят неудачу. Тринадцатая глава «Диалога о Тиндейле» направлена на то, чтобы показать читателю, что «сжигание еретиков… законно, необходимо и правильно».

И вот он теперь здесь, в своей тюремной камере. Всего через несколько месяцев его казнят. Лучшая работа, которую он когда-либо написал, «Утопия», появилась на свет почти 20 лет назад и уже почти забыта. Да он все равно не узнал бы себя в этой книге. Многое из того, что было написано после «Утопии», сегодня больно читать. Он мог бы стать таким же великим ученым эпохи Возрождения, как Эразм, но решил, что жизнь бедного схоласта не для него. Этого недостаточно. Он хотел большего, думая, что политическая карьера как раз для него. И все же как политик Мор был, мягко говоря, ничем не примечателен. Действительно, на личном уровне его политическая карьера была не только неудачной, но оказалась еще и фатальной.

Запертый в Тауэре, имея в своем полном распоряжении бесконечные часы, Мор, должно быть, спрашивал себя, кто он, на что потратил свою жизнь и какую память оставит после себя. И, должно быть, ощутил страшную боль, осознав, что не так-то легко дать четкий ответ. Теперь сильнее всего он нуждался в чем-то большом, искупительном, в том, что было способно очистить его биографию от противоречий, неясностей и неверных поворотов жизни. Например, в мученичестве. Скорее всего, без мученической смерти Томас Мор не представлял бы для нас сегодня большого интереса[380].

Как создать мученика

Величайшей задачей, с которой Мор столкнулся в Тауэре, даже более серьезной, чем его «природа, корчащаяся от боли», скорее всего, был поиск ответов на следующие вопросы: как можно сознательно работать над своим мученичеством, не совершая при этом грех гордыни? Можно ли ломиться во врата рая? Или такой поступок отправит вас прямиком в ад? И то, чем Мор занялся в данном случае, было схоже с рискованной работой канатоходца.