Умирая за идеи. Об опасной жизни философов

Учитывая ситуацию, в которой Мор находился на тот момент, особый интерес представляет соблазн преследования, который является «вторжением дьявола в полдень». Этот бес искушает вас отказаться от своей веры, и, если вы сопротивляетесь, за этим следуют преследования. Человек подвергается нападкам, запугиванию, унижению и даже смерти из-за своей веры. Мор говорит с уверенностью того, кто испытал все на себе: «Из всех его искушений это самое опасное, самое горькое и самое неумолимое…» Что же касается обычных искушений, то дьявол «крадется как лис». Но теперь все по-другому. Дьявол и Генрих VIII устраивают более устрашающее шоу — «преследования этого Турка за веру, которые он совершает, рыча в нападении, как неистовствующий лев»[361].

По временам отчетливо манихейский тон появляется в тексте Мора. Какой-то скрытый дуализм гностического происхождения присутствовал в богословском воображении христианства с момента его основания. Павлиниане, богомилы и катары — самые печально известные его порождения. Мор не катар, но кое-что из языка в «Диалоге утешения» похоже на их стиль. Он говорит, что этот мир «организован словно игра в противостояние, в которой на одной стороне находится народ Божий». С другой стороны «приступают могучие сильные борцы и коварные, что неотъемлемо, демоны, про́клятые, горделивые, отвратительные духи»[362]. Этот мир воистину поле битвы. Оказавшись в его центре, мы не можем не почувствовать жар столкновения. Известный своими ораторскими и риторскими способностями, Мор точно знает, как далеко ему следует заходить. Он, безусловно, хочет напугать, но не отпугнуть читателя, ведь текст должен предлагать «утешение». Со временем он возвращается к видению Бога как оплота, нашего надежного защитника от нападок дьявола.

Мы — ранимые существа, постоянно подверженные искушениям и греху. Но не все потеряно. Нам нужно сохранять нашу веру: когда нам будет казаться, что мы больше не сможем вынести этого накала, Бог явится, чтобы остудить нас:

Бог дарует каждому верному, надеющемуся на Него, тень Своих святых рамен, широких и больших, достаточных, чтобы остудить и освежить человека в этом пекле. В каждой скорби Он грудью Своей встает на защиту. И тогда какое оружие дьявола может причинить нам смертельную рану, когда такой непроницаемый щит плеча Божьего заслоняет нас?[363]

Мор явно работает над своим мученичеством.

Бог-тюремщик

Представляемая Мором в «Диалоге утешения» перспектива зачастую носит эсхатологический характер, но не всегда. Иногда Мор-эсхатолог уступает место Мору-философу с внезапным изменением тона и стиля, даже структуры работы, привнося новые порции иронии и игривости, которыми прославился Мор. Один такой момент возникает в третьей части, где он вводит понятие «мир как тюрьма». Но не опыт Тауэра вдохновил его на подобное сравнение, поскольку эта идея появляется в работах Мора достаточно рано. Прошло более 10 лет с момента, когда, работая над «Четырьмя последними вещами», Мор обыгрывал ее: «Мы совершенно уверены в том, что старые и молодые, мужчины и женщины, богатые и бедные, принцы и нищие, все время, пока живем в этом мире, мы всего лишь пленники и наверняка находимся в тюрьме, из которой никто не может выбраться»[364]. А еще раньше изображаемый им в «Утопии» (1516) мир безошибочно напоминал читателю исправительную колонию. Все в «Утопии» напоминает образ огромной тюрьмы: начиная от обстановки и планировки идеального города и заканчивая жестко регламентированной жизнью его граждан, униформой, которую они должны носить, и разрешениями, которые они должны иметь при себе во время поездок. Плюс полное отсутствие конфиденциальности и присутствие вездесущего наблюдения, а также минимальные контакты с внешним миром и наказание за любые попытки бегства. Более того, данная идея не обязательно принадлежит самому Мору. Она присутствовала в истории западной философии по крайней мере со времен Платона. В философских картинах Платона главную роль играет метафора в виде собственно тюрьмы, пещеры или гробницы. Для Платона и его последователей наша жизнь на земле не более чем тюремное заключение, как и для гностиков. Даже в De Consolatione в определенный момент Боэций говорит о «земной темнице» души[365]. Однако в «Диалоге утешения» Мор доводит это понятие до крайности. В результате он перерабатывает старую метафору. Создается ощущение, что это уже не риторический троп, а четко сформулированное, хотя и мрачное философское ви́дение собственно состояния человека.