- Ладно, - откинулась Волкова на спинку скамьи и закрыла глаза, собираясь мыслями. – В «Нибелунги» я попала чуть ли ни сразу после учебки. Однажды к нам в полк приехал Комиссар. Два дня изучал личные дела. На третий – начал вызывать к себе для беседы. Все знали, откуда он. Все надеялись попасть в спецбатальон. Когда мне приказали явиться к Комиссару, вся казарма смотрела на меня с завистью, хлопали по плечу, будто признавали поражение. Горькое поражение. Зелёная салага в «Нибелунги»?! Что за дерьмо?! – Волкова невесело засмеялась. – Комиссар не был похож на военного. Худой, лысоватый, в очках. Он задавал странные вопросы: люблю ли я животных; для чего нужны дети; готова ли пристрелить смертельно раненого товарища; хотела бы я снова увидеть свою мать; где находится душа… И постоянно помечал что-то в блокноте. Больше часа. Потом улыбнулся и сказал: «Можете идти». Помню, когда поднялась со стула, чуть ноги не подкосились. В казарму шла, как не своя. Всё думала, что провалилась на тесте. Такой шанс и… А утром мне вручили приказ о переводе. Через три дня уже была в расположении батальона «Нибелунги». Поначалу всё шло хорошо. Классные спецы, тренировки до седьмого пота, лучшее снаряжение, какое только можно представить, отдельная комната с санузлом… Элита, и я среди неё. Разве не счастье? Первая боевая операция – атака на порт. Блестяще. Гарнизон уничтожен, семь кораблей затоплены, док взорван. С нашей стороны ни одной потери. Я просто ликовала. Но, почему-то, никто моей радости не разделял. Эти ребята и раньше были немногословными. Я думала, что дело во мне. Ну, знаете, посвящение кровью, боевое братство… Все новички через это проходят. Но нет. Мы возвращались с успешной операции, будто со стрельбища. В следующий раз мы десантировались в северном Индокитае, в сорока километрах за линией фронта. Задача – уничтожить батарею двухсотмиллиметровых гаубиц. Наша группа совершала марш-бросок от места высадки мимо деревни. Было раннее утро, ещё даже не рассвело. Мы шли через поле и… наткнулись на гражданских. Крестьяне. Человек тридцать. В основном женщины и дети. Капитан приказал окружить их. Так и сделали. Взяли всех без единого выстрела. Построили в ряд, поставили на колени. Двое наших бойцов, на которых указал капитан, вынули ножи и пошли навстречу друг другу с противоположных концов этого ряда. Они шагали от пленного к пленному и резали каждому горло. Резали так, будто хлеб режут. Это выглядело до того… буднично, - Наташа нервно хохотнула. – Знаете, как в столовой на раздаче. Щи-и-ик, следующий, щи-и-ик… У одной из женщин за плечами была сумка, в которой сидел совсем маленький ребёнок. Год, может и меньше. Когда кровь матери брызнула ему на голову, ребёнок заплакал. Тогда тот, кто держал нож, наступил на это крошечное лицо и стоял так, вытирая клинок, пока второй дорезал оставшихся. Да, я знаю, знаю, - вскинула Волкова руки, соглашаясь с невысказанными аргументами. – Мы не могли оставить их живыми. Не могли себя рассекретить. Но…
- После этого ты решила уйти? – спросил Глеб.
- Нет. После было ещё шесть боевых выходов. На последнем я и сломалась. Точнее, чуть не сломалась.
- Что там было? – произнёс Талос без малейшей иронии.