Унесенные ветрами надежд

Она не стала вытирать слезы, которые ручьем текли по щекам, и даже не пыталась оттолкнуть его, что он оценил как первый успех. Она просто была в его объятиях и плакала. Дункан крепко держал ее и, прижавшись губами к ее волосам, продолжал говорить:

— Дорогая, я не хочу делать тебе никаких предписаний, но мне кажется, что твоя печаль заразительна. — Он осторожно отстранил ее от себя, так что она смогла увидеть малыша, который стоял перед ними, и его нижняя губа подозрительно дрожала.

— Ой-е! — Элизабет тут же протянула руки к ребенку и взяла его к себе на колени.

Дункан с удивлением увидел, что этим самым она сразу привела все в порядок. Малыш довольно прижался к матери, крепко обхватив ее пухлыми ручонками за шею.

Дункан почувствовал непривычный прилив нежности. Больше всего ему сейчас хотелось обнять их обоих сразу, и в конце концов он так и сделал, из-за чего ребенок одарил его недоуменным взглядом.

— Да, — сказал он и ласково улыбнулся. — Теперь так будет часто.

Элизабет вытерла слезы тыльной стороной ладони.

— А я, признаться, увидев тебя, задалась вопросом: на какой праздник ты собрался в этой смешной золотой жилетке?

— Ну да, строго говоря, это должно было быть нашим обручением.

Дункан внимательно посмотрел на нее:

— Ты согласна?

Она вздохнула.

— Ох, Дункан, даже если бы я была согласна… Поверь мне, я уже давно не желала ничего иного, лишь бы ты пришел и забрал меня. Но теперь… Роберт умер всего лишь пару недель назад…

— Это не играет никакой роли, — заявил он. — Забудь про время траура. Ты и малыш, вы уйдете со мной, как только я решу здесь свои вопросы.

Она отрицательно покачала головой.

— Я также должна подумать о Гарольде и Марте. Их единственный сын умер. Они потеряли свою единственную опору, они полностью уничтожены. А тут еще восстание. Все рабы сбежали, плантация уничтожена, и это очень сильно ударило по Гарольду. Ему и Марте понадобится определенное время, чтобы снова прийти в себя, и я не могу нанести им еще один удар, ни с того ни с сего покинув их. Джонатан, Фелисити и я сейчас являемся их семьей. Они очень привязаны к малышу и, кроме того, нуждаются во мне!

— Ты ошибаешься в том, что касается твоего свекра, — сказал Дункан. — Он не нуждается ни в чем и ни в ком, потому что у этого человека холодное сердце. Пока у него есть возможность махать своей плеткой, он чувствует себя великолепно. Если ему на самом деле так важна его семья, то почему же он никогда не появляется здесь? А что касается твоей свекрови, то она почти всю жизнь очень хорошо обходилась без тебя и будет обходиться и дальше, как только перестанет увлекаться алкоголем и принимать лауданум. Я слышал от людей, как на самом деле обстоят дела с ней. Между прочим, многие говорят, что она не тот человек, который долго будет чем-то потрясен. Ты же не будешь приносить себя в жертву ради своих свекра и свекрови и заставлять меня ждать?

Ему показалось, что она собралась возразить ему, и он поспешил перехватить инициативу, поцеловав ее. Однако она попыталась уклониться, и тогда Дункан удержал ее за подбородок. Джонатан переводил свой взгляд с нее на него, поглядывая на них снизу вверх:

— Поселуй?

Элизабет озабоченно посмотрела на малыша, но Дункан лишь улыбнулся:

— Ты правильно понял, сын мой.

А Элизабет он сказал:

— Он, кажется, довольно развитой парень.

— Он такой же упрямый, как и ты, — ответила она.

— О, это у него может быть и от его матери. Ну, поцелуй меня еще раз.

— Нет, — решительно заявила Элизабет. — То, что мы здесь делаем, — это легкомысленно и, прежде всего, неправильно. Это дом Гарольда, и я не могу…

— Ты права, — перебил ее Дункан. — Давай уйдем куда-нибудь в другое место.

Она вздохнула.

— Дункан, не осложняй мне жизнь.

— Дорогая, ты недооцениваешь серьезность положения. Я хочу забрать тебя с Барбадоса, потому что пребывание на острове становится небезопасным.

— Это глупости. Восстание рабов давно…

— Я говорю не о рабах, хотя и в этом вопросе тоже будет неправильно верить в то, что все в порядке, как и прежде. Лиззи, я думаю, что твой свекор способен на самые худшие дела на свете.

— Ты на что намекаешь?

— Я был неподалеку, когда он ударил тебя, и я видел его лицо, когда ты валялась перед ним в пыли.

— Он очень сожалел об этом, — заметила Элизабет. — Он принес мне свои извинения. И после того он действительно стал лучше. Он стал вести себя со мной любезнее. Он очень старается хорошо обращаться со мной.

— Тем более для меня это как раз не причина, чтобы доверять ему. Наоборот.

— Что ты этим хочешь сказать? — ошеломленно спросила она.

— Этот человек испытывает к тебе вожделение, Лиззи.

Она недоверчиво рассмеялась:

— Ты сошел с ума!

Дункан поднял брови.

— Ладно, что касается тебя, то тут, конечно, я никогда не мог трезво соображать. Однако это не искажает мой взгляд на других людей. Я вижу то, что вижу, а не воображаю себе.

Она со страхом покачала головой.

— Действительно, Дункан, в данном случае твоя фантазия сходит с ума вместе с тобой. Как ты можешь таким недостойным образом толковать потребность в утешении и отчаяние человека, получившего такие удары судьбы?