Унесенные ветром. Любовь в Голливуде

– Самое важное я и так тебе написала. Пожалуйста, скажи, что тебя волнует.

– Грядет война. Гитлер не даст нам покоя – в этом я уверен.

– О господи! – Вивьен поднесла руку ко рту. В то время как Скарлетт воспринимала войну всего лишь как неприятность, мешавшую празднествам, Вивьен отлично знала, что случится, если Германия снова развяжет войну. – Ох, Освальд, в Америке совсем это не обсуждают. Пожалуйста, расскажи.

После разговора с Освальдом Вивьен вернулась в свой старый дом. Тем временем погода переменилась, и серый моросящий дождь отражал ее мрачное настроение. Скорее всего, в Лос-Анджелесе стояла прекрасная летняя погода. К ее удивлению, Вивьен почувствовала, что тоскует по Голливуду – почти как по дому.

Неужели теперь так будет всегда? В Лос-Анджелесе она будет скучать по Лондону, а в Лондоне – по Лос-Анджелесу? После недолгих раздумий она пришла к выводу, что это не имело значения, ведь важно было лишь одно: чтобы она была вместе с Ларри.

– Я рада, что мы возвращаемся в Голливуд. – Прижавшись к Ларри, Вивьен наблюдала, как побережье Англии медленно исчезает за горизонтом. – Лондон был полон печали.

Сюзанна вела себя с ней очень сдержанно, вежливо как с незнакомкой. Несмотря на то что Вивьен понимала, что вряд ли могла ожидать большего, ей все равно было больно.

Из-за времени, проведенного в Голливуде, они отдалились даже от друзей по театру. В разговорах то и дело возникали паузы и молчание, и когда Вивьен и Ларри попрощались, все испытали облегчение,

– Вивьен, тебе нужно пойти в каюту. Здесь слишком ветрено для твоего слабого здоровья, – к ней подошла Гертруда Хартли. – Или хотя бы надень пальто потолще.

Ларри и Вивьен пригласили маму Вивьен в Голливуд, и, к удивлению актрисы, та согласилась. Теперь они были на борту втроем и пытались прийти к соглашению. Ларри изо всех сил старался найти подход к Гертруде, в то время как она все еще держала дистанцию. Однако Вивьен была совершенно уверена, что даже ее строгая мать не сможет долго противостоять обаянию Ларри.

– Одна телеграмма для мисс Ли и одна для мистера Оливье.

Стюард вручил им с Ларри по конверту.

– Спасибо.

Вивьен стала рыться в сумочке в поисках чаевых, одновременно гадая, что могло быть настолько важным, что понадобилась телеграмма. Прежде чем она успела открыть конверт, Ларри посмотрел на нее.

– Мне очень жаль, Вивлинг.

– Что случилось? – Мысли Вивьен начали путаться. Сперва ей пришло в голову, что ролики пленок «Унесенных ветром» уничтожены и им придется переснимать фильм. Потом она испугалась, что кто-то из съемочной группы умер. – Ларри, говори же.

– Это от Селзника.

– Молчи – я прочту сама.

Вивьен, словно защищаясь, подняла руку, а затем разорвала конверт. Фыркнув, она опустила телеграмму.

Вивьен, ты не подходишь на роль Ребекки. Твоя карьера, которая наверняка пойдет вверх благодаря «Унесенным ветром», окажется под угрозой из-за необдуманного выбора ролей.

Глава 35

Лос-Анджелес, сентябрь и октябрь 1939 года

«Унесенные ветром» достигли ошеломляющего успеха, как и надеялся Дэвид. Лишь одно омрачило его триумф: критики нашли недостатки в концовке картины. Во многих отзывах с разочарованием отмечали, что в фильм не попала написанная Маргарет Митчелл грандиозная прощальная фраза Ретта Батлера «I don’t give a damn!». Пусть это и раздражало Дэвида, он был вынужден полностью согласиться со зрителями. Без этой реплики уход Ретта выглядел скучным и совсем не подходил безрассудно отважному герою. С другой стороны, Дэвид прекрасно знал, чем было чревато использование этих слов в фильме.

– Марселла, назначь мне разговор с Джозефом Брином. Через пару дней, но только по телефону. Встречаться с ним лично мне не нужно.

Брин был ответственным уполномоченным цензором Управления Хейса, отвечавшим за соблюдение «Унесенными ветром» всех требований и правил Кодекса Ассоциации производителей и прокатчиков фильмов[22]. Без одобрения этого учреждения картина Дэвида не попадет в кино. Брин уже отправил Дэвиду длинный список сцен, вызывающих, по его мнению, особое беспокойство. Предложения были самые разные: цензор хотел запретить Скарлетт очерчивать свои формы руками и превратить бордель Красотки Уотлинг в бар. Кроме того, Брин считал Красотку слишком симпатичной для куртизанки.

Дэвид боролся как лев, чтобы оставить фильм таким, каким он был снят, и в конечном итоге кое-где уступил, а кое-где все же настоял на своем. Только вот насчет пресловутого «Damn» он еще не спорил. Чтобы добиться разрешения добавить его в картину, ему нужны были веские аргументы, потому что кодекс запрещал нецензурные слова. И с учреждением Хейса ему опять приходилось впустую тратить драгоценное время, которое он мог бы провести за монтажным столиком, прослушиванием музыки к фильму и подготовкой к премьере. Тут ему в голову пришла идея.