Унесенные ветром. Том 2

Дверь, ведущая в холл, с шумом отворилась, и доктор Мид громко позвал:

– Эшли! Скорее!

«Боже мой! Она скончалась! – мелькнуло в голове Скарлетт. – А Эшли не успел с ней попрощаться! Но, может быть…

– Беги! – воскликнула она, подталкивая Эшли.

Однако тот застыл на месте и только ошеломленно смотрел на нее.

– Беги!

Скарлетт резко распахнула дверь и жестом показала, чтобы он шел. Ее строгий тон заставил Эшли ожить, и он выбежал в холл, продолжая сжимать перчатку. Затем она услышала его торопливые шаги и скрип закрываемой двери.

«Боже мой!» – повторила Скарлетт, медленно подошла к кровати и, сев на нее, обхватила голову руками, чувствуя безмерную усталость. Со скрипом этой двери внутри у нее словно что-то надломилось – так сильно было напряжение последних часов, совершенно измотавшее ее. Пережитое потрясение истомило тело и душу Скарлетт. Она уже не чувствовала ни угрызений совести, ни страха, ни удивления. Исчезли все чувства, и только в висках продолжало механически стучать – тик-так… тик-так… тик-так…

Постепенно в глубине притупившегося сознания Скарлетт зародилась мысль, что Эшли ее не любит и никогда не любил, и она восприняла этот факт совершенно спокойно. Нет, она не должна была спокойно воспринимать его. Она должна чувствовать себя несчастной, убитой горем, сетовать на судьбу. Слишком долго она полагалась на любовь Эшли. Это чувство поддерживало ее в тяжелые дни. Да, от правды никуда не деться. Он не любил ее, и это мало волновало Скарлетт. А мало волновало потому, что она не любила его. Не любила, и поэтому, что бы он теперь ни сказал и ни сделал, не могло причинить ей боль.

Скарлетт легла на кровать и устало положила голову на подушку. Что толку бороться с собой, что толку говорить себе: «Нет, я все же люблю его. Я любила его все эти годы. Любовь за одну минуту не может смениться апатией».

Но, оказывается, может смениться и сменилась.

«Откровенно говоря, Эшли существовал лишь в моем воображении, – продолжала она рассуждать. – Я любила то, что сама выдумала… то, что теперь мертво, как мертва Мелли. Я выдумала красивую одежду, которая мне очень понравилась, а когда на белом коне приехал Эшли, такой красивый, ни на кого не похожий, я облачила его в этот костюм и заставила носить, не думая о том, впору он ему или нет. И я не сумела разглядеть, что это за человек. Я продолжала любить свои красивые одежды, а совсем не его».

Перенесясь на много лет назад, Скарлетт увидела себя в зеленом кисейном платье с цветочным узором. Она стоит на ярко освещенном крыльце «Тары» и с трепетом смотрит на молодого всадника с копной белокурых волос, сияющих на солнце, подобно серебряному шлему. Теперь она отчетливо поняла, что Эшли – это не больше чем плод воображения молодой девушки, сродни капризному желанию маленькой девочки поскорее приобрести аквамариновые сережки. Когда же отец, не устояв перед ее уговорами, купил эти сережки, они потеряли для нее всякий интерес, как и все остальное, что попадало ей в руки, за исключением денег. Так и Эшли упал бы в ее глазах, если бы в те далекие дни она испытала удовлетворение, отказавшись выйти за него замуж. Если бы он лежал у ее ног, томимый страстью и ревностью, донимая мольбами, как другие парни, безрассудная страсть, которая овладела ею, быстро бы прошла, растаяв, подобно утреннему туману при легком дуновении предрассветного ветерка, с появлением нового поклонника.

«Какой я была глупой, – с горечью заключила она. – Теперь за это приходится расплачиваться. То, чего я так часто желала, сбылось. Я желала Мелани смерти, чтобы завладеть им. И вот она мертва, он мой, но мне он не нужен. Из-за своей проклятой гордости он не спросит, не хочу ли я развестись с Реттом и выйти замуж за него. Выйти за него? Да я лучше выйду за черта! Но все равно он всю жизнь будет висеть на моей шее. И пока я жива, мне придется присматривать за ним, следить, сыт ли он и не обижают ли его. У меня появится еще один ребенок, держащийся за мою юбку. Я потеряла возлюбленного, но приобрела дитятю. И не пообещай я Мелани… глаза бы мои его больше не видели».

Глава 62

Услышав перешептывающиеся голоса, Скарлетт подошла к двери и увидела перепуганных негров, которые толпились в заднем холле: Дилси с тяжелым спящим Бо на руках, плачущего дядю Питера и кухарку, смахивавшую передником слезы. Все молча уставились на нее, как бы вопрошая, что им делать. Скарлетт перевела взгляд на гостиную и заметила, что Индия с тетей Питти безмолвно стоят, взявшись за руки, и Индия уже не держится высокомерно. Они тоже умоляюще посмотрели в ее сторону, ожидая распоряжений. Скарлетт прошла в гостиную, и обе женщины бросились к ней.

– О, Скарлетт, что… – начала тетя Питти, и ее по-детски пухлые губы задрожали.

– Ничего не говорите, иначе я за себя не ручаюсь, – нервно перебила ее Скарлетт, упирая кулаки в бока, и ее ответ прозвучал резко. При мысли, что сейчас придется говорить о Мелани и заниматься неизбежными скорбными приготовлениями, к ее горлу снова подступил комок. – Да помолчите вы обе!