Унесенный

– Он не пришел. Но это и так очевидно – ваше так называемое движение не зарегистрировано должным образом, и до сих пор не выработана программа деятельности. По сути вас нет, но вы есть. И при этом размножаетесь по всей стране. Наплодили частные школы, свои газеты, кучу аккаунтов и даже свое телевидение «Голос истины" в интернете. Они тоже не зарегистрированы. Слишком вольно трактуете политику Системы. И вообще направлены на голую критику.

– Ну и что, ваша честь? – удивился Гордеев. – Мы граждане, имеем право голоса.

– Ну да, вы же Движение, и даже «Голос единственной истины»! – съязвила судья.

Лева заволновался.

– Вы подавляете личную инициативу!

– Какую инициативу? – удивилась судья.

– Мы выполняем общественную программу!

– Вот, в заявлении на вас написано: у вас нет программы.

Гордеев понял, что ничего не докажешь.

– Есть основной стержень, и программа все время пополняется, она эвристичная.

Заседательши хихикнули.

– Подавляете народное самовыражение!

Гордеев дернул Леву за рукав.

Лицо судьи стало строгим.

– Мы поддерживаем миропорядок.

У нее в мыслях не было, что можно поддерживать миропорядок как-то иначе, чем ее карательные приговоры. И гордилась своим благородным воздействием на непонятно ворочающиеся низы. И своим местом, пожизненно безопасным.

Гордеев пытался спорить, доказывая, что солидарное единство чиновников может оказаться в противоречии с населением страны, и даже с внешним миром.

Судья терпеливо объясняла:

– Мы знаем о настроениях населения гораздо больше, чем вы. И настроениях иностранцев, с которыми вы дружите.

– А разве мы уже не дружим с американцами?

– Дружим. Но хорошо знаем, что ваш американец никогда не примет нашу Систему.

Это было так. Сейчас судья копает гораздо глубже в распознавании сущности подсудимого. Он уже замечает первопричину его поступков, и даже «мыслепреступление».

О сидящих перед ней она знала заранее, и весы правосудия в ее голове склонялись не в их пользу. Они показывали уход ответчиков в ту свободу, которая не по душе охранительнице Системы.

– Зачем вам забота о людях? – нудел Лева. – У вас охват на страну, а не заботы отдельного человека.

– О чем вы? – не понимала судья.

Он хотел развить его теорию о системах, исключающих отдельного человека, но понял, что судья не поймет.

Она прекратила спор, и ушла с заседателями в комнату совещаний.

Они вошли быстро. Судья так же торопливо пробормотала приговор. Суд установил… Суд приговорил: распустить независимое общественное движение "Голос истины" вплоть до оформления его в законодательном порядке, и закрыть частные школы, газету и интернет-ТВ под его брендом.

____

Гордеев и Лева вышли из суда подавленными. Улыбались жалкой насильственной улыбкой, погруженные в свое отчаяние, как те, что сидели в приемной в ожидании приговора. Гордеев начал сомневаться, исходят ли его действия из генов предков – романтиков революций 17-го и 90-х прошлого века, или намагничены Госдепом?

Как это – прекратить деятельность? Исчезнуть? Оставить единственное дело жизни, чем занимался годами?

Суд потряс Гордеева, по ночам не спал и перемалывал в уме суть разбирательства, злорадно вслух давая ядовитый достойный ответ. И чуть не дошел до грани душевной болезни.

Он не знал, что делать. Отдал все силы своей маргинальной организации, став аскетом, как-то сумел вытащить за уши коллектив в творческое состояние, сделать организацию общественно важной. Власть холодно смотрела издалека или насылала органы госконтроля, тайно выведывающего главное – не подкапываются ли под конституционный строй, который она и воплощает. И вот теперь – все отвалилось, и надо искать другую работу.

Арендатор неожиданно потребовал выселения. Гордеев все понял, это обычный прием власти – только мягкое воздействие на противников, путем надавливания на болевые точки.

Секретарша Алена не смогла сдержать себя, прильнула к нему со слезами. Он обнял ее благодарно. И сожалел: слишком они не совпадают во времени.

Но чем-то она помогла ему.

____

Гордеев сжимал кулаки, делал стойку борца, сопротивляясь громоздкости скафандра. Спорил, ненавидел и сомневался, совсем забыв, что сидит в кирасе, в его теперешнем состоянии уже не участник, никто.

Там внизу, был момент острого возбуждения при грубом отстранении его от дела неправедным приговором суда. Но скоро возбуждение прошло, и он стал различать потолок убеждений и мнений, мешающих увидеть бездонность истины.

____