Гордеев подумал о радиопередатчике под ранцем, и не стал включать, зная, что оттуда могут нестись постоянные бесполезные позывные.
Он тяжко заворочался в скафандре, ощущая себя залитым в желеобразной бездне за стенками герметичной оболочки. И стал неистово переворачиваться, с усилием, словно перебарывая воду. Странно, потею, как оживший в гробу!
За стеклом шлема теперь резче стали видны звезды – он понял, что подсветка по бокам шлема слабеет, наверно, падает энергия.
Конечно, можно уходить в иллюзии связи с яркими туманностями вселенной. Но так думают на земле, люди живы лишь иллюзиями. И все их творчество не задается мыслью о том, откуда берется их оптимизм бессмертия. Но он терял иллюзии.
Вот его свобода, абсолютная свобода! Без обязанностей, ответственности за кого-то, без радостей, боли и страданий! Достиг нирваны.
Освободился от гордыни юности.
Освободился от ненужной душе работы, сомнительной или ненужной для общества.
Отклеились равнодушные сотрудники, отрабатывающие свою барщину.
Не надо любить или ненавидеть власть, больно ощущая скрученные ею руки.
Освободился от забот страны, запретов, вины, скуки.
От собственных инстинктов, переживаний любви, страдания, голода. Самосохранения.
Освободился даже от земного тяготения.
Я не зажимаю ничьи права, и мне никто не связывает руки.
Теперь у меня нет выбора, ибо выбирать не из чего, у меня одна дорога – в пустоту мироздания.
Не надо искать окончательного смысла существования, над которым веками бьется человечество, находя лишь утешение в возможности спасения неким Неизвестным.
Состояние полного успокоения. Ничто не заботит и не тревожит.
Только боль из-за умерших родных еще колола сердце.
Он усмехнулся в стекло шлема. Действительно, свобода есть осознанная необходимость, нельзя жить в обществе и быть свободным от общества, как говорят марксисты. Но какой это пустяк во взгляде с большого расстояния.
Все это применимо только в человеческом обществе. А мне можно! Во мне еще остается внутренняя свобода – мыслить, воображать миры! В ней нет цепей внешнего мира. Могу осознать объективную необходимость хода событий, вызываемую непреложными, неотвратимыми силами, найти верное решение и потому не быть слепым рабом обстоятельств, жертвой катаклизмов вроде пожаров, заполонивших Сибирь или Калифорнию. Перед самой главной жертвой, – усмехнулся он. – Жертвой космоса.
Что это? Жизнь или уже смерть?
И вдруг ему страстно захотелось вернуть Землю к себе, в свой гроб. Ну, ты, как Гитлер, хотел бы унести мир с собой!
15
И планета Земля открылась ему удаляющимся чудом! Так вот она какая, моя планета!
А люди? Неужели мог не любить таких живых разумных существ, тот отстраненный от его переживаний муравейник, по которому прохаживается грубая лопата истории? Ведь, планета и люди неразделимы – только через наше духовное зрение можно переживать красоту земли!
Неотвратимо отдаляясь от Земли, Гордеев медленно начинал осознавать свою неотделимость от нее. И физическое тепло к неотделимому от нее человечеству. Понял неисполнимое евангельское изречение "любите врагов своих". Хотя, конечно, был не в состоянии простить «мерзейших негодяев», как выразился герой Шекспира.
Негативным человеческим отношениям придается слишком большое значение. Издалека они тонут в невообразимой энергии движения вселенной, включая человеческую (правда, это в его воображении, придумка космологов, на самом деле никакого движения в пустоте Гордеев не ощущал). Плохие отношения между людьми – это на самом деле не так важно, как всегда казалось в обществах, создавших кровавую историю. На удалении – на передний план выступает благоговение перед жизнью.
Сейчас, замкнутый в коконе скафандра, он увидел, что тот мир прекрасен – и теперь, и был в прошлом, и будет в будущем. Сотри случайные черты, и ты увидишь – мир прекрасен! А там, на Земле, мы в своих заботах почти не обращаемся к прекрасному! Кто-то сказал: «Я не могу понять, почему человеческие создания не замечают счастья и блаженства, которые разлиты повсюду в природе?»
***
Странно, его мозг не чувствовал, что он летит в тесном скафандре, и вне – ледяная пустыня, но успокаивал ощущением полной безопасности.
Во рту пересохло, и он попил через соломинку у лица – в шлеме еще было до половины литра воды.
Сейчас он забыл свое настроение горечи, злобы, мелкие радости и унесения в иллюзии – перед величием космоса и сияющей вдали планетой жизни.
Его внимание было повернуто в свои новые состояния, чтобы разобраться в себе.