Ощущения обострились, а сердце готово было выпрыгнуть из груди в любую секунду. Сейчас он оттолкнёт её. Сейчас он ударит её, выкрикивая гадости, вытирая рот рукавом, сплёвывая ей под ноги. Сейчас… Давай. Давай же. Просто оттолкни и уйди отсюда. Уйди-уйди-дай-мне-уйти!
Но он не отталкивает. Скользит рукой к шее, к подбородку, слегка надавливая большим пальцем, раскрывая её рот, ныряя в него языком.
А она вдруг задыхается. Задыхается от жара, внезапно охватившего её; от ощущений, накрывших её с головой; от руки, грубо держащей её за подбородок; от его властного языка, ведущего битву с ней. Битву? Да она проигрывает, так и не начав бороться.
Мерлин-блять-господи. Он целует ее. Малфой-выродок целует ее!
Он целует её, заставляя раскрыть рот почти до хруста, а она позволяет. Она сама потянулась к нему. Сама нарвалась. Надеялась спугнуть, выкинула самый невероятный трюк и попалась. Он поступил как всегда — непредсказуемо. Гермиона задыхается, чувствует чужой язык во рту, напористый, горячий. Малфой целует, но держит на расстоянии.
Отстраняется, так резко, что она почти теряет равновесие.
Драко отходит на шаг, ухмыляясь, отчего хочется провалиться сквозь пол. Щёки вспыхивают, когда он цокает языком, глядя на неё почти восхищённо. И… начинает смеяться. Мерзкий ублюдок.
Вся дрожь прошла моментально. Остался осадок. До того неприятный осадок, что хочется выдрать его ногтями, только бы не чувствовать, не ощущать его на себе. И в себе. О Мерлин, Малфоя стало так много, что, кажется, он забирает весь кислород, существующий для них двоих. Хотя, уже нет никаких их. Не было. Есть только он, а она… просто исчезла.
Гермиона упала в своих глазах так низко, что возникло ощущение отвращения. Не привычного — к нему, совершенно иного, намного хуже — отвращение к самой себе.
Предательские слёзы подступили к глазам, но она лишь зло сморгнула их.
— Гре-ейнджер… — противно тянет её имя. В который раз. Как и всегда. — Вы посмотрите на неё. Вот это да… Серая мышь, книжный червь, фригидная сука. И всё в одном флаконе. И что же ты делаешь? Целуешь меня? С ума сойти. — Он щурится, усмехаясь.
Ком подступил к горлу. Фригидная?
— Меня хотя бы не трахает половина Хогвартса, в отличие от твоей подружки, Малфой! — гнев наполнял её, давая силы. Такие необходимые силы, потому что, кажется, что вот-вот он разорвёт её на куски. Одним только взглядом.
Он знал, что Панси девушка лёгкая на подъём, отказать в таком она не сможет. Просто не хочет. Он знал это, но когда это говорит она… Когда эти слова вылетают из её грязного рта, да ещё и с такой злобой, с такой ненавистью… Хочется не просто ударить — убить, размазать по стенке. Чтобы знала, с кем говорит. Кому, чёрт возьми, говорит.
— Вот она-то грязная. Может, я и фригидна по сравнению с этой шл…
Удар.
Удар по щеке.
Голову будто кидает в сторону, а щёку прожигает огонь. Его огонь. Он горит, глаза не просто метают молнии, они убивают наповал. В глазах злость, злость и только злость. Ни ненависти тебе, ни презрения.
Доигралась.
Гермиона прикладывает руку к щеке, смотря на него в упор. Он ударил её. Снова. Да сколько можно уже ее бить? Скула болит, и кто-то будто прорвал плот, сдерживающий слёзы. Гермиона попыталась остановить их, но не вышло. Слишком долго они копились, слишком долго она держала их в себе.
— Что ты…
— Заткнись! Заткнись! — Он вскидывает руку ладонью к ней, останавливая. — Не говори ничего! Ни слова, Грейнджер. Иначе я убью тебя. Клянусь, я убью тебя!.. — Закрывает глаза, втягивая такой необходимый сейчас кислород. А его нет. Будто кто-то уже поглотил весь воздух. Ну, конечно, Грейнджер.
Малфой открывает глаза от резкого крика, разрывающего ушные перепонки.
— Так убей!!! — она орёт, чувствуя, как дерёт в голосовых связках. Завтра она охрипнет, точно. — Убей меня сейчас! Ты же ненавидишь меня, так чего медлить?! Давай, трус, сделай это! И нам всем полегчает, правда?
А он молчит. Даже злость из глаз исчезла. Малфой просто стоял и смотрел на неё, взлохмаченную, плачущую с красными гневными глазами. Сколько в них боли и ненависти. Не дай Мерлин утонуть в этом карем море. Он захлебнётся, просто захлебнётся. Она убьёт его, если он начнёт тонуть в ней.
— Дура. — Она сжала зубы, вздёргивая чёртов подбородок, но раздражение не появилось. — Какая же ты дура, Грейнджер. Твоя чёртова гриффиндорская смелость сведёт тебя в могилу.
— Ты мерзкий ублюдок! Я ненавижу тебя!
Её трясло. В голове будто лопалась сотня шипящих пузырей, пульсируя болью в висках. В глазах помутилось от слёз. По горлу будто прошлись лезвием, царапая его изнутри, что каждый глоток давался с трудом. Горло пересохло, першило.
Хотелось кашлять, но она боялась, что выхаркает все внутренности, поэтому просто стояла напротив него, прижатой к стене и тряслась.
Тряслась от злобы, от ненависти, от боли в голове и горле. От предательских слёз, что не хотели останавливаться, делая её слабой в его глазах.
— Я ненавижу тебя… Ненавижу, — Гермиона шептала, боясь повысить голос.