Уничтожить Грейнджер (СИ)

Он ощутил почти раздражение только из-за того, что представил, как дрянная грязнокровка плачет. Вроде, он должен был получить от этого удовольствие, ведь он хотел, чтобы она страдала, но почему-то внутри было только раздражение.

Малфой устал от этого. Ненависть прожигала в нём дыру, что скоро Грейнджер сможет отчётливо увидеть её у него в груди.

Да, его ненависть находилась в груди, разрастаясь от сердца и заражая артерии. Сердце давно превратилось в сухой комок, слабо гоняющий кровь по телу. Если бы не вечное раздражение, он бы, наверно, давно скопытился. Казалось, только это и поддерживает в нём жизнь. Но от этого настолько тошно, что он громко фыркнул, не обращая внимания на скривившиеся лица на картинах в коридоре.

Ему плевать на всех и вся. Его все бесят. Это привычно. Настолько привычно, что возникло ощущение, будто он ненавидел всех с самого его рождения. Были ли люди такими всегда или только перед ним ведут себя, как последние бараны? Наверное, всегда. Но он замечает это каждую секунду и каждую секунду ненавидит их.

Он привык к этому чувству уже давно. Но за эти несколько дней что-то изменилось. И это ох как не нравилось Малфою. В нём появилось ещё какое-то чувство. И оно, будто инородное тело, ворошилось внутри, давая знать о своём существовании, но, не разрешая раскрыть себя и все свои намеренья.

Малфой пытался разобраться в себе, но это не удавалось ему давно, так почему в этот раз что-то должно измениться? Но что-то подсказывало, что странное чувство было направленно на грязнокровку Грейнджер. И это ещё один пункт в списке причин ненависти к ней. А этих списков безмерное количество, а причин ещё больше. Составлял ли он действительно эти списки? Нет. Но он всё равно каждый день находил причины ненавидеть её пуще прежнего. Это было вроде стимула: «Найди грёбаный недостаток Грейнджер и получи конфетку». Правда, он задолбался это делать, но каждый день искал минусы в грязнокровке почти на автомате.

Его нервировало в ней всё. Абсолютно всё, начиная от походки, заканчивая именем. И этим чёртовым подбородком! Он ненавидел её так сильно, так горячо, что мозг уже начинал закипать, булькая, а из ушей чуть ли не валил дым, как в том фильме, что Панси упросила посмотреть вместе.

Малфой глубоко вздохнул и поморщился, будто каждый вздох порождал сильнейшую боль в каждой клеточке его тела, но ничего не болело, кроме головы.

После Панси мысли метались, словно сошли с ума, как и их хозяин, а в теле была приятная истома. Всё, что сейчас хотелось, - рухнуть на кровать и закрыть глаза, ощущая, как под веками неприятно щиплет, словно он просидел на пыльной улице, практически не моргая.

Малфой проигнорировал недовольное бурчание старого барона на картине, запоздало заметив, что тот одет в синий камзол, а на голове у него совершенно глупая шляпа.

Картина за спиной захлопнулась слишком громко, но на лице Малфоя покоилась злобная ухмылка. Он знал, что подобный звук может разбудить Грейнджер, если она ещё не спит. Такая маленькая, по-детски глупая мысль о мести скользнула в его голове, и он прыснул от смеха.

Да, Малфой, ты явно двинулся мозгами. Малфои не мстят так глупо, громко хлопая дверьми, они мучают, а потом благородно позволяют уйти из мира сего, ссылаясь на то, что это лучший выбор в случившейся ситуации. Хотя, так оно и было.

Драко поднялся в спальню и, не раздеваясь, упал на кровать. Он устал. Он смертельно устал, но цель ведь даёт жизненные силы? Раз так, ему отведено время, у него есть цель. Не всё ещё потеряно.

Он закрыл глаза, а под воспалёнными веками возникло лицо Грейнджер. Он хотел помучить её, он хотел уничтожить её. Он хотел её.

***

Дрожащие руки отбросили письмо в сторону и сжали виски. Грейнджер зажмурилась, а потом поддалась рвению и подняла пергамент, бережно кладя его на стол. Она знала, что что-то непременно пойдёт не так. Если бы она была с ними… Но она не с ними, она застряла в Хогвартсе, а поэтому должна оставаться сильной.

Глубоко вздохнув, она приложила похолодевшие ладони к лицу, пытаясь совладать с собой. Она знала, что что-то пойдёт не так, и оказалась права. Первый раз, когда это не в радость ей.

При трансгрессии Рона чуть не расщепило, в последствие образовалась глубокая рана на плече. Гарри спас его, найдя в сумке настойку бадьяна. Рон писал, что ничего страшного, что всё нормально, но она-то знает, что эти слова написаны для одного — её спокойствия. Они думали, что она ничего не поймёт. Гермиона усмехнулась. Всё она понимает, всё, что они пытаются скрыть. Но теперь у них другая проблема — как уничтожить крестраж? Заклинания не помогают, ничего не помогает.

Гермиона убрала руки от лица и устало вздохнула. В голове уже начали бегать шестерёнки, активно разрабатывая план помощи мальчишкам. Да, они просили ничего не писать и не отсылать им, но она просто не может не помочь им. Гарри и Рон не в Хогвартсе, у них нет нужных книг и способа найти их, а у Гермионы есть.

Устало потерев виски, она подошла к шкафу. Нужно было переодеться и лечь спать — завтра будет тяжёлый день.

***