По воскресеньям каждый без всяких сомнений и исключений отправлялся в воскресную школу и в церковь.
Но в этот конкретный день отдохновения в наших краях было намечено открыть рыболовный сезон. Вообще-то мой отец уделял церкви немалое место в своей жизни, но после трудной рабочей недели, проведенной в магазине, воскресный выезд па природу выглядел намного заманчивее и звучал в душах отдельных прихожан куда громче, чем старый церковный колокол, особенно когда в Висконсине бурно вступала в свои права весна.Мать решительно заявила, что мы вполне могли бы пойти на рыбал-перед службой или после нее, хотя и это будет в достаточной мере греховным поступком, но отец, давний и компетентный уолтонианецш
, объяснил ей, что по некой неисповедимой прихоти Господней краппи’34 лучШе всего клюют с десяти до двенадцати — точно в часы, отведенные для Пресной школы и церковной службы.Почему моя мать не сказала тогда: «Ну ладно, ты себе иди, но сына ^авь дома», — этого мне никогда не узнать, разве что за ее молчанием
скрывалась какая-то странная разновидность невысказанной любви и мудрости. Во всяком случае, это подразумевало, что матери предстоит столкнуться с
В общем, мы поехали на велосипедах за четыре мили, к мельнице Лоди, где укрывшийся в ивах пруд являлся местом обитания краппи и еще каких-то похожих на них рыб. Прицепив к рулям холстяные мешочки с пескарями в качестве приманки и натолкав бутербродов и бутылок с шипучкой в корзинки, закрепленные на багажниках, мы беззаботно крутили педали и мчались по шоссе, а в наших сердцах звучала музыка - не обязательно из разряда церковных песнопений.
Словом, у нас были большие ожидания.
Большие ожидания всегда вызывали у меня стремление делать любую вещь только хорошо, касалось ли это езды на велосипеде или размышлений о мировых проблемах. Поэтому на каждую деталь предстоящего воскресного приключения я смотрел смелым и ясным взглядом -фактически в большей степени ясным, чем смелым, потому что дорога к мельнице Лоди, расположенной неподалеку от городишка Сок-сити, где мы жили, вела мимо городского кладбища, и когда я бросал взор на зубчатые ряды надгробных камней, мои мысли были какими угодно, но только не смелыми. Проповеди, которые читал мой дядюшка-священник, внушили мне как непреложный факт, что эти отвратительные, изъеденные непогодой вехи на финише жизненного пути были козырной картой Господа Бога.
Конечно, мы могли как-то избежать Его гнева, даже невзирая на то что иногда пропускали утреннюю службу Ему, но в конце концов Он все равно нас получит. И не имело значения, протестантом или католиком был человек, — все и так видели, что смертный конец в любом случае одинаков, независимо от того, через какие из кованых железных ворог привез его сюда черный, как смоль, катафалк или простые погребальные дроги.
Но внезапно на меня нахлынуло ощущение победы. Я был со своим отцом. Мы находились бок о бок, совсем рядом и на велосипедах ехали вместе, как будто обладали знанием, которое выше смерти. Проблеск тайной мудрости вдруг сказал мне, что я познал вещи, которые оставались неведомы даже моему дяде-проповеднику. И познал я их каким-то шестым или седьмым чувством. Богу нравилась ловля рыбы и рыбаки. Он любил этот воскресный утренний мир. Он любил растущие кругом зе-