Университеты

— Африканеры кочуют по вельду в фургонах, обычно семьями, и поверьте, вполне комфортно, — поддержал я брата, — Конечно, насколько это вообще возможно в таких условиях.

— Неужели Африка для вас стала рутиной?! — удивился Марсель.

— Рутиной? Да нет, не стала. Африка велика и прекрасна, и поверьте, она никогда не надоест! — ответил я, — Путешествия, кочевая жизнь на… хм, лоне природы, вот это действительно рутина.

— Мы… — улыбаюсь, но чувствую, что выходит кривовато, — всю жизнь на лоне природы, разве что не африканской, а среднерусской. За исключением последних лет двух, пожалуй. Какая там романтика… весь день на природе, а летом и ночами частенько. А мысли не о мясе на углях, а…

— … что бы пожрать найти, да как бы не замёрзнуть, — закончил за меня Санька, и всем разом стало неловко, и как мне кажется, более всего даже не нам, а французам. Будто бы затронули табуированную тему, которую не принято поднимать в приличном обществе.

— Георг! — громко заговорил испанец, — Скажите, а как вам в голову пришла идея вашего стиля?

— Случай, — откликаюсь тут же, едва заметно опуская веки в знак благодарности Пабло, сбившего неловкую паузу, — я самоучка, и не имея должного мастерства, не стал пытаться, в подражании Великим, делать дрянные подобия настоящих картин. Попытался ухватить суть, как вижу сам, и вроде бы что-то получилось. Так, хм… говорят.

— Впрочем, — поспешно открестился я от незаслуженной толики славы, — художником себя и не считаю. Хобби. Довесок к написанию фельетонов и статей, не более. Возможность нарисовать на полях заметки карикатуру или несколько набросков, которые при удаче пойдут в печать.

— И очень зря, — серьёзно сказал Пикассо, — вам…

— Тебе…

— Тебе… — блеснул благодарной улыбкой Пабло, принятый наконец в компанию по-настоящему, — непременно надо учиться. Техника живописи важна, но умение выразить свои чувства с помощью кисти или сырого комка глины важнее. Техника придёт, её не так сложно поставить, а вот чувства, эмоции… без этого нет мастерства.

— Верно, — кивнул Франс, и испанец расцвел, — в творчестве это важнее всего, в том числе и в литературе. Любое творчество это всегда труд, но если нет искры таланта, то и нечего раздувать мехами трудолюбия.

— В вас… — мэтр обвёл нас с братьями глазами, — искры есть. Учитесь! В Сорбонне будут вам рады, а я лично окажу любую помощь.

Санька закивал согласно, а писатель остановил глаза на мне, и я как бы нехотя кивнул, всё ещё слыша выделенное голосом «любую» и понимая, что это — не пустое обещание. Не знаю, сколько и чем придётся за это платить…

«— Шаг к цели!» — думал политик внутри меня.

«— Йес-с!» — восторженно орал Другой-Я, переходя в нижний брейк…

… и кажется, Анатоль Франс увидел в моих глазах отсветы всех моих ипостасей.

[i] Гомосексуальность Андре Жида неоспорима, а Марсель Пруст личную жизнь не афишировал, но по мнению многих биографов, являлся гомосексуалистом. Косвенным подтверждением этой версии можно считать субсидирование им публичного дома для гомосексуалистов (!) во время ПМВ.

[ii] Автор известных (и пока не написанных) повестей, романов и пьес о Арсене Люпене, «джентльмене-грабителе», невероятно популярных во всё мире. Не гомосексуалист.

[iii] Он же Гийом Аполллинер.

Глава 17

Выстроенная Мельцером[i] русская деревня казалась ворохом пасторальных открыток от бездарного художника, приобретённых расторговавшимся купчиком в порыве пьяного умиления. Лубок, от вида которого у меня ломило зубы, голову и саму душу.

Сельская пастораль, полная ярких красок, глянца и идиллических сюжетов, встречающихся только в голове человека, не видевшего никогда русское село. Тот самый случай, когда смотрится празднично, нарядно и народно, но никакого отношения к реальности не имеет, чтобы там не обещали буклеты. От взгляда на «типичных крестьян», ремесленников, казаков и музыкантов, нарядно одетых и улыбающихся, у меня чуть зубы не выкрашивались. Хотелось сказать много ласковых и нежных слов как в адрес архитектора…

… так и человека, собственными трудами которого, равно как и трудами многих поколений его предков, русская деревня может выглядеть привлекательной только так, на глянцевых буклетах, да в выставочной деревеньке в центре Palais de I Asie Russe[ii].

Глянуть издали, и не слишком пристально, так вроде и похоже на деревню «а ля рюс». Косоворотки, красные рубахи, балалайки, смазанные дёгтем сапоги, танцы вприсядку, самовар на столике под деревцем в кадке.

Морды подобраны яркие, фактурные, иногда даже слишком, до нарочитости, будто бы пробы устраивали на роль «мюжик а ля рюс». Впрочем, почему «будто бы»? Наверняка и устраивали.

«— Кастинг!»

Кулаки, сотские[iii], давным-давно освоившиеся в городе извозчики, мелкие конторщики и прочий люд, у которых в документах стоит отметка «из крестьян». Были, да вышли, только в документах крестьянами и остались. Движения, повадки, взгляд… опытный человек такое влёт считывает, а я не без оснований причисляю себя к таковым.