По мордам «ля мюжик» отбирали, по благонадёжности. Искренней, истовой. По благополучию, которое выгрызается зубами за счёт односельчан. По вере, что они это благополучие — заслужили, а прочие — сами виноваты! Потому что.
А ещё — в Бога, в царя-батюшку. Мироточат иконами чудотворными.
В кого ни плюнь, так все о медали «За усердие» на анненской ленте сны снят. Зубами себе место под солнцем выгрызали, и выгрызли. Последний рывок, и «ля мюжик» после парижского вояжа ужо появится на родимой сторонушке с медалью на ленте анненской! Жизнь удалась!
В избы можно входить, знакомясь с бытом русских крестьян, и этнографический этот аттракцион пользуется неизменной популярностью. Вот только оттеночек этой популярности — с душком.
— Зулусская деревня, — пробормотал Санька, наблюдая за французами и суетящимися вокруг соотечественниками, — один в один!
— Угу… тоже заметил?
— Чево ж тут не заметить, — с горечью отозвался брат, — если так оно и есть! В Дурбане ещё попалась старая, за весну ещё, русская газета. По случаю попала.
— Писали о фуроре, — продолжил Чиж, явно пытаясь цитировать, — коий произвели русские плотники в Париже, сооружавшие павильоны. Дескать, все французы дивились и восторгались мастерству русских плотников, которые одними только топорами могут блоху подковать… ну и далее. Ты и сам знаешь, как писаки умеют.
— Особенно ежели ни хрена не понимают, а начальство хряпнуло уже посконности и требует народности и умиления? Знаем, плавали!
— Ну да, ты же сам… — сбился он ненадолго, — я здесь вспомнил, ну и не поленился, достал уже французские старые газеты. С горем пополам, канешно, но справился, перечёл. Умиление, знаешь ли, тоже есть, только…
У него дёрнулась щека.
— … как над обезьянками дрессированными. Я озлился сперва, а сегодня с утра не поленился и сходил на стройку. Полюбовался, как французские плотники работают. Так знаешь ли, гордости поменьше осталось за Россию-матушку. Одним топором плотницким орудовать, это и в самом деле, цирк какой-то. Нет, так-то мастера, ничего не скажешь! Только…
Он усмехнулся кривовато.
— … я потом ещё раз ту газету перечитал, нашенскую. Так там прямо пишется, что «топорами своими и природной сметкой наши плотники достигали подчас тех же результатов, что и французы…» Подчас, понимаешь?! У нас — на сметке природной да на топорах. А у них — на школьном образовании, так-то! Десятники наши хуже чертежи читали, чем рядовые французские плотники. А ведь привозили-то — лучших!
— О! — прищурился Санька на одного из ремесленников, забыв о нашем разговоре, — Никак Яков? Кирюхин?!
— Стой… да стой ты, чортушко! — придержал я брата за локоть! Не лезь, не надо…
— Чево так? — непонимающе вылупился брат.
— А… тут же начальства да всяких начальствующих поболее будет, чем всех этих кустарей и… хм, крестьян. Я, как в Париж прибыл, так сам понимаешь, подошёл к землякам. Ну да кто бы удержался-то? Ну… с кем как, но пообщались. С казачка́ми, правда, неувязочка вышла… впрочем, и хер с ними, переживу.
— С чего ты вообще к нему подходил? — не понял брат.
— Да не я… сам подошёл, и ну усами шевелить, таракан херов. Пугальщик! В душу ему двинул да придержал, чтоб не осел. Вояка грозный, бояка смелый! Да не суть.
— Подошёл через пару дней ещё, так они глаза прячут да косят куда угодно, лишь бы на меня не смотреть. Если говорить дальше, так вплоть до заикания, — кривовато улыбнулся я, — заново вспоминая не самые приятные минуты. Не сразу понял про начальство и прочую шваль сановную. Как что полезное делать, так тяму нет, а как тащить и не пущать, да стращать ни за што, но по закону, так они тута первые!
— Не знаю, какими словами народ пугали, но… — усмехаюсь, — догадаться несложно. Чуть не до ссыкоти довели. Я прошёлся специально, так веришь ли, даже таракан тот усатый зубами скрипел, но морду воротил от меня. Ежели с прямым вопросом к кому, то либо убегает к кому-нибудь из других посетителей, либо ещё что.
— Тошнотик какой-то, — сморщил Санька брезгливо нос.
— Угум.
— Хм… народ пугать, это канешно не дело, — задумался он, — но знаешь? Я бы на твоём месте прогулялся бы здесь к компании нескольких корреспондентов, только што они как бы отдельно. Матерьял… бомба!
— Голова! — восхитился я, стукая по плечу.
— А то! — не стал скромничать брат, смешно выпячивая грудь, но долго гордиться я ему не дал.
— Уже.
— А?
— Уже, говорю, прошёлся, — поясняю специально для непонятливых, — уговорился с полудюжиной репортёров, да и попробовал пообщаться с земляками при них. По уму! Репортёры заранее прибыли. Занять, так сказать, стратегические позиции. Два француза, немец, янки, жид… да, тот самый, из «Гацифиры». Ну и наш попался до кучи. Знакомец, по Москве ещё. Попросил их только придержать мал-мала материалы.
— Но всё равно — молодец! — подмигиваю Саньке, — Вот так сходу уловить суть, это не только чуйку иметь надо, но и мозгой шевелить! Я, знаешь ли, сильно не сразу допетрил.
— Хм… Ну что… начинаем перформанс[iv]?
— Па-аехали! — выдыхаю я, и начинаю…