Обступив нас неровным овалом, где-то пять на три метра, французы весьма живо комментируют происходящее, перевирая и додумывая не виденное. К моменту приезда полиции свидетели придумали столько интересных версий, что я записал их, дабы не забыть. Право слово — пригодиться, если задумаю сочинить какой-нибудь авантюрный роман!
— Слежку я заметил практически сразу, — прикладывая к скуле лёд, рассказываю в участке полицейскому комиссару, — и хотя насторожился, но особого значения не придал.
— Так, так… — кивал сидящий напротив лысоватый полицейский, промокая платком мясистые щёки, — и почему же?
— Месье комиссар, я далеко не Видо́к[i], и даже… хм, не четверть Видока, но некоторый опыт жизни в трущобах у меня есть. Криминалом не увлекался, но насмотрелся и… врать не буду, знакомые в уголовной среде были и есть. Понимание имею. Поскольку я некоторым образом… хм, инженер и художник, да и театральному искусству не чужд, такие вещи попросту вижу. Наблюдательность и внимание к деталям, усугублённые спецификой образования и… хм, среды.
— Не знаю даже, как и сказать… — замираю ненадолго, давая передышку стенографисту, сидящему у приоткрытого окна, — наверное, они мне хищными не показались. Знаете ли… впрочем, вы-то конечно знаете! Человек с опытом может не понять даже… а ощутить, что ли. Этот хищный отблеск во взгляде и движениях, и тебя уже выбрали жертвой!
— Так, так… — закивал комиссар, снова промокая пот платком, — кофе будете, месье Георг?
— Не откажусь, — улыбаюсь благодарно, — О чём я? Ах да… а бывает слежка дежурная, что ли. Когда человек просто отмечает, с кем ты общаешься, маршрут и прочее. В последнее время такой слежки за мной предостаточно. Репортёры и ваши… хм, коллеги. Полно, месье Дюран! Я не обижаюсь! Иногда приглядка от Сюрте не лишняя, особенно учитывая нехороший интерес ко мне британцев, да и не только.
Комиссар улыбнулся дипломатично, но смолчал, не подтверждая, и не опровергая сказанное.
— Не хищные… — крутанул он головой, — зачем же вы тогда, месье капитан, так… жёстко с нападавшими?
— Жёстко? — удивился я, — Они живы!
— Живы, но… впрочем, не отвечайте! Война не скоро отпускает, — сказал он с нотками ветеранской ностальгии.
— Отчасти война, — киваю я, убирая ненадолго лёд от проморозившейся скулы, — а отчасти… Вы знаете, месье комиссар, это разные люди. Слежку вели одни, а нападали — другие. Нет-нет! Я уверен, что это сообщники, просто их, как это говорится… втёмную сыграли?
Говорилось явно не так, но полицейский понял правильно.
— Вот и задержанные тоже самое говорят, — согласился он задумчиво, — Немного… а впрочем, почему бы и нет? Нарушение, конечно, но небольшое, а помочь может. Пьер! Вели привести тех субчиков!
Несколько минут спустя в кабинет привели двоих задержанных.
— Начальник! — с нотками истеричной хрипотцы сходу начал один из них, долговязый мужчина под сорок, с выдающимся носом-румпелем, чернявый и смутно похожий на…
«— Де Голля»
… и действительно! Не помню толком, кто это, но носатый бюст генерала живо всплыл в памяти.
— Комиссар! — поддерживаемый под локотки полицейский сделал то ли попытку рвануть вперёд…
«— К комиссарскому телу»
… то ли упасть на колени, но дюжие ажаны быстро и умело завернули ему руки за спину, оставив в состоянии полуподвешенном.
— Чем хочешь поклянусь, — морщась от боли в вывернутых руках, продолжил «де Голль», — не знали! Попросили помочь с племянником…
— Не с племянником, — прогундосил коротышка неопределённого возраста, со следами плохо залеченного сифилиса на крысиной физиономии, — он как-то иначе говорил, Тибо!
— Да-да! — закивал долговязый, — Как-то так хитро вывернул всё, что не пляменник, но вот…
Он замялся, пытаясь подобрать слова. Полицейские же, убедившись, что «де Голль» не пытается набрасываться на нас, чуть ослабили хватку.
— Хитро говорил, паскуда такая! Словами играл, я сейчас только понял, и то наверное не всё! Вроде как поучить не племянника, не то родственника… ну мы и думать не могли!
Он говорил много и охотно, а гнусавый крысёныш дополнял иногда долговязого вожака. Сбиваясь поминутно на собственную невиновность, «де Голль» произвёл на меня впечатление мелкого уголовника, искренне возмущённого обманом при найме, о чём я и сказал комиссару, когда их увели.
— Соглашусь с вами, месье капитан, — меланхолично сказал тот, отхлёбывая давно остывший кофе и морщась недовольно.
— Свежего заварить, месье комиссар? — подхватился стенографист как-то очень привычно, как это бывает у людей, работающих бок о бок многие годы, и сработавшихся вполне удачно.
— Будь добр… — и пожилой канцелярист завозился со спиртовкой и кофейником, вытащив из шкафа с бумагами.
— Живём на службе, — вздохнул Дюран, перехватив мой взгляд, — Выставка эта, будь она неладна! Кажется иногда, что четверть съехавшихся гостей — с уголовным прошлым! Работаем, но…
Он махнул безнадёжно рукой.
— В такой сутолоке сложно, — понимающе кивнул я, — раздолье для карманников, да и квартирным ворам и мошенникам поживы хватает.
— Верно… — печальный выдох был совершенно коровий, — а скажите…