Unknown

Его конечности уже некоторое время болели, но он не обращал на это внимания из-за необходимости держаться. Однако теперь вся пронизывающая до костей боль навалилась на него, отчего хотелось громко застонать. Чтобы этого не сделать, Уильям подождал, пока озноб не утихнет настолько, чтобы он мог говорить, и позвал Мюррея.

– Вам знаком Дисмал-таун, сэр? Вы там бывали?

– Довольно часто, ага, – Уильям видел Мюррея как темный силуэт, скорчившийся возле огня, и слышал чирканье металла по камню. – Он очень удачно назван. (Dismal в переводе с английского – болото, мрачный, гнетущий, безотрадный и далее в таком же духе. – прим. пер.)

– Ха, – слабо отозвался Уильям. – Точно сказано. А м-м-может быть вы встречали мистера Вашингтона?

– Пятерых или шестерых из них. У генерала довольно много кузенов, да?

– У г-г-г...

– Генерал Вашингтон. Ты о нем слышал, наверное? – в голосе шотландского могавка послышался намек на веселье.

– Да, слышал. Но... Конечно же это...

Бессмыслица какая-то. Вилли умолк и сосредоточился, заставляя свои разлетевшиеся мысли вновь собраться.

– Мистер Генри Вашингтон. Он тоже родственник генерала?

– Насколько я знаю, в радиусе трехсот миль любой человек с фамилией Вашингтон приходится родственником генералу, – Мюррей склонился к сумке и вытащил из нее нечто большое и пушистое со свисающим голым хвостом. – А что?

– Я... Ничего, – озноб чуть уменьшился, и Уильям блаженно вдохнул, расслабляя напряженные мускулы живота. Но даже сквозь недоумение и туман лихорадки давали о себе знать слабые толчки осторожности. – Кое-кто сказал мне, что мистер Генри Вашингтон – известный лоялист.

Мюррей удивленно повернулся к нему.

– Кто во имя Невесты сказал тебе такое?

– Определенно тот, кто сильно ошибался, – Уильям прижал основания ладоней к глазам. Его раненная рука болела. – Что это у тебя? Опоссум?

– Ондатра. Dinna fash, (не бойся, (гэльск.) – прим. пер.) она свежая. Я убил ее прямо перед тем, как наткнулся на тебя.

– О. Хорошо.

Уильям почувствовал странное утешение, и не мог понять, почему. Точно не из-за ондатры: он довольно часто их пробовал и знал, что они вкусные, хотя сейчас из-за жара аппетит отсутствовал. Вилли ощущал слабость и голод, но есть не хотелось. Ох. Нет, это «dinna fash». Фраза, произнесенная именно с той доброй и непринужденной интонацией, с которой часто к нему обращался грум Мак, когда Вилли падал со своего пони или ему не позволяли отправиться в город с дедушкой: «Dinna fash, все будет в порядке».

От звука отрывающейся от мускула кожи на мгновение стало нехорошо, и Уильям закрыл глаза.

– У тебя борода рыжая, – послышался полный удивления голос Мюррея.

– Ты только сейчас это заметил? – сердито сказал Уильям и открыл глаза. Цвет его бороды всегда смущал его: если волосы на голове, груди и конечностях были приличного темно-каштанового цвета, то те, которые на подбородке и в приватных частях, росли ярко-рыжими, что ужасало его. Вилли тщательно брился даже на корабле или в дороге – но, разумеется, бритва ускакала вместе с конем.

– Ну, да, – мягко произнес Мюррей. – Полагаю, раньше мне было не до того.

Он замолчал, сконцентрировавшись на своей работе, и Уильям попытался расслабить сознание, надеясь хоть ненадолго уснуть. Он жутко устал. Но повторяющиеся образы болота прокручивались перед закрытыми глазами, утомляя его видениями, которые он не мог ни игнорировать, ни отогнать.

Корни, словно петли веревки, грязь, ряд бурых кругляшей застывшего кабаньего дерьма, которые выглядели странно похожими на человеческие экскременты... Разворошенная опавшая листва...

Сухие листья, плывущие по коричневой, похожей на стекло, воде; отражения, разбивающиеся вокруг его голеней... Листки из его книги, слова в воде – неясные, насмешливые, уплывающие со страниц...

Взглянешь наверх: небеса вращаются так же, как и озеро. Ощущение, что так же легко можно упасть вверх, как и вниз, и утонуть там, в наполненном водой воздухе... Утонуть в своем поте... Молодая женщина слизывает испарину с его щеки... Щекотно. Ее тело тяжелое, горячее и надоедливое – Уильям повернулся и отодвинулся, но не мог убежать от ее навязчивого внимания.

...Густой и жирный пот в его волосах, он собирается за ушами... Скапливается наподобие жирных склизких жемчужин в гуще его вульгарной бороды... Озноб на коже; его одежда – насквозь промокший кокон... Женщина все еще здесь, теперь неживая – мертвым грузом пригвоздила его к ледяной земле.

Туман и подкрадывающийся холод... Белые пальцы, впивающиеся в его глаза и уши. Он должен держать рот закрытым, а иначе они достанут до его внутренностей... Всё белое.

Дрожа, он свернулся калачиком.

Наконец, Уильям глубже погрузился в прерывистый сон, от которого поднялся несколько позже, почуяв насыщенный аромат жарящегося мяса ондатры, и обнаружив, что, прижавшись к нему, лежит и храпит громадная псина.

– Иисусе, – произнес Вилли, приведенный в замешательство воспоминаниями о молодой женщине в его снах. Он слабо оттолкнул пса. – Этот откуда взялся?