Unknown

– В этом и заключался шокирующий аспект. С улиц или из работных домов мы забирали трупы нищих, чьи смерти были весьма прискорбными. Частенько мы использовали тела казненных преступников. И хотя меня должно бы радовать то, что, умерев, они смогли принести хоть какую-то пользу, я не мог не ужасаться их печальному концу.

– Почему? – полюбопытствовал Уильям.

– Почему? – Хантер заморгал из-под очков, но потом тряхнул головой, будто отгоняя насекомых. – Но я забыл, что ты не один из нас... извини. Мы не потворствуем насилию, друг Уильям. И, конечно же, убийству тоже.

– Что, даже для преступников и убийц?

Сжав губы и качая головой, Дэнзелл выглядел несчастным.

– Да. Посадите их в тюрьму или приставьте к какому-нибудь полезному труду. Но когда государство в ответ на преступление убивает, это становится ужасным нарушением Божьей заповеди: ведь тогда и все мы становимся причастными к совершению данного греха. Неужели ты не понимаешь?

– Я понимаю вот что: государство, как вы это называете, несет ответственность за своих граждан, - сказал Уильям, довольно уязвленный. - Вы ждете, что констебли и судьи позаботятся о том, чтобы вы и ваша собственность были в безопасности, ведь так? Если государство имеет такую обязанность, то, разумеется, оно должно обладать и средствами, чтобы ее исполнять.

– Я не оспариваю это – как я уже сказал, сажайте преступников в тюрьму, если необходимо. Но убивать людей от моего имени государство не имеет права!

– Не имеет? – сухо произнес Уильям. – Да вы хоть представляете, что за люди – эти казненные преступники? И что за преступления они совершили?

– А сам ты знаешь? – Хантер поднял бровь, глядя на Уильяма.

– Да, знаю. Начальник Ньюгейтской тюрьмы (главная тюрьма Лондона на протяжении 700 лет – с 1188 по 1902 годы. Расположена была у северных, или Новых, ворот лондонского Сити, в непосредственной близости от уголовного суда Олд-Бейли, откуда в тюрьму перевозили приговорённых к смертной казни. – прим. пер.) – еще один знакомый моего отца. Я сиживал с ним за одним столом и слышал такие истории, от которых, доктор Хантер, кудряшки распрямились бы на вашем парике. Если бы вы его носили, - добавил Уильям.

На шутку Хантер лишь мельком улыбнулся.

– Зови меня по имени, – сказал он. – Ты же знаешь, мы не придерживаемся титулов. И я признаю истину в том, что ты говоришь. Я слышал – и видел – больше ужасных вещей, чем ты слыхивал за столом твоего отца. Но правосудие – в руках Господа. Совершать насилие – а именно, отнимать жизнь – значит, нарушать Божье повеление и творить тяжкий грех.

– А если на тебя напали или ранили, ты не можешь дать отпор? – вопросил Уильям. – Не можешь защитить себя или свою семью?

– Мы полагаемся на Божью доброту и милосердие, – твердо сказал Дэнзелл. – И если нас убьют, то мы умрем, незыблемо веря в воскресение и вечную жизнь с Богом.

Минуту они ехали молча, а потом Уильям, будто между прочим, произнес:

– Или вы надеетесь на чью-то готовность совершить насилие вместо вас.

Дэнзелл машинально глубоко вдохнул, но передумал говорить то, что собирался. Некоторое время они ехали молча, а когда вновь заговорили, то о птицах.

КОГДА НА СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ они проснулись, шел дождь. Не короткий грозовой ливень: налетел и тут же закончился. А шквальный и беспощадный дождище – и он, похоже, настроился лить весь день без остановки. Не имело смысла оставаться на месте ночлега: скалистый отвес, послуживший им ночным пристанищем, стоял открытый всем ветрам, и дождь уже настолько намочил дрова, что костер, на котором готовился завтрак, больше дымил, чем грел.

Кашляя из-за дыма, Уильям и Дэнни нагрузили вьючного мула, в то время как Рейчел связала и завернула в холстину несколько наименее влажных поленьев. Если до наступления ночи они найдут укрытие, у них, по крайней мере, будет возможность разжечь огонь и приготовить ужин, даже если дождь не закончится.

Разговаривали мало. Да и будь у них желание поговорить, дождь так громко стучал по деревьям, по земле и по их шляпам, что пришлось бы кричать, чтобы быть услышанным.

В состоянии упрямой, хоть и промокшей, решимости, они медленно продвигались на север-северо-восток. Дэнни как раз беспокойно сверялся со своим компасом, когда они выехали на перекресток.

– Что думаешь, друг Уильям? – Хантер снял очки и вытер их – понапрасну – о полу сюртука. – Ни одна из дорог не пролегает точно в том направлении, которое нам нужно. И друг Локетт не упоминал об этом перекрестке в своих наставлениях. Этот путь, – он указал на дорогу, пересекавшую ту, на которой они стояли, - похоже, идет на север, в то время как тот – на восток. По крайней мере, пока.

Дэнни посмотрел на Уильяма, и без очков лицо его выглядело до странности обнаженным.

Супружеская пара фермеров по имени Локетт была их последним контактом с человечеством три дня назад. Миссис Локетт накормила их ужином, продала им хлеб, яйца и сыр, а ее муж показал дорогу, как он сказал – до Олбани, где по пути они обязательно наткнутся на признаки Континентальной армии. Но перекрестка он не упоминал.