Unknown

– Что ж, площадка вполне может быть древней, – сказал поднявшийся из своей канавки археолог и застонал, потягиваясь и наклоняясь взад-вперед. – А вот часовня – нет. Скорее всего, она построена где-то в последние пару столетий, хотя кто бы ее ни соорудил, в самой конструкции он использовал гораздо более старые камни. Возможно, их принесли откуда-то еще, хотя некоторые могли быть и из того здания, что стояло здесь раньше, – он улыбнулся Роджеру. – В Хайланде люди бережливы: на прошлой неделе я видел сараюшку, в фундаменте которой использован древний пиктский камень, а пол выложен кирпичами из разрушенного общественного туалета в Дорнохе.

Затенив глаза рукой, Кэллэхэн посмотрел на запад, где дымка в данный момент низко висела над отдаленным берегом.

– Возвышенности, – обыденным тоном сказал он. – Они обязательно выбирали возвышенности. Древние люди. Будь то для крепости или для места поклонения – но человек всегда забирался повыше.

– Древние люди? – переспросил Роджер, ощутив, как на затылке слегка пошевелились волосы. – Которые из древних?

Кэллэхэн рассмеялся и покачал головой.

– Не знаю. Может, пикты... Все, что от них осталось, – это фрагменты каменной кладки, которые встречаются там и тут... Или народ, который пришел сюда до них. Иногда видишь нечто такое, что, ты знаешь, было сделано – или, по крайней мере, помещено там – человеком, но не можешь сопоставить это с известной культурой. Мегалиты, например – стоячие камни. Никто не знает, кто их установил и зачем.

– Да неужто, – пробормотал Роджер. – А можно ли определить, что это за тип объекта? В смысле, военный или религиозный?

Кэллэхэн покачал головой.

– Нет. Во всяком случае, по тому, что находится на поверхности, сказать сложно. Может, если мы докопаемся до более глубоких слоев. Но если честно, не вижу здесь ничего, что заставило бы кого-то действительно захотеть сделать это. Ведь на вершинах холмов в Британии и на Британских островах сотни подобных площадок: многие из них от древних кельтов, из железного века и даже гораздо старше.

Кэллэхэн подобрал отбитую голову статуи святой, и почти любовно ее погладил.

– Эта леди из гораздо более недавних времен: может, тринадцатый, четырнадцатый век. Вероятно, святая покровительница семьи, переходившая из поколения в поколение.

Шутя, чмокнув голову, он с нежностью передал ее Роджеру.

– Однако, что ни говори, – и это совсем не научно, а просто мои мысли, поскольку я видел много подобных мест – раз последнее здание было часовней, тогда древний объект под ним, скорее всего, тоже использовался как место религиозного поклонения. Люди в Хайланде живут раз и навсегда установленным порядком. Каждые двести-триста лет они могут перестраивать сарай – но стоять он, скорее всего, будет на том же месте, где находился предыдущий.

Роджер рассмеялся.

– Это правда. Наш сарай построен в начале 1700-х, в одно время с домом – и мы все еще его используем. Но когда я копал в конюшне пол, чтобы установить новый дренаж, то в земле обнаружил камни от более ранней фермы.

– В 1700-х? Что ж, тогда новая крыша вам не понадобится, по крайней мере, еще лет сто.

Было уже почти шесть, но все еще очень светло. Таинственным образом, как это иногда бывает, дымка исчезла, и показалось бледное солнце. Роджер большим пальцем провел по маленькому крестику на лбу головы статуи и осторожно поставил ее в нишу, которая, казалось, именно для этого и предназначена. Работать они закончили, но ни один из мужчин пока не хотел уходить. В компании друг друга им было комфортно: будто вместе разделяешь магию возвышенного места.

Далеко внизу Роджер увидел припаркованный во дворе старенький грузовичок Роба Кэмерона и его самого, сидящего на заднем крыльце. Со всех сторон к нему приникли дети, – Мэнди, Джем и его друзья – явно поглощенные содержанием страниц в руках Роба. Какого черта он делает?

– Это что, они поют? – Кэллэхэн, который смотрел на север, полуобернулся, и тогда Роджер тоже это услышал. Слабый и нежный звук, – не более чем тонкая ниточка – но и ее было достаточно, чтобы уловить мелодию песни «Кримонд» (сочиненная в Шотландии песня на слегка измененный текст 23-го псалма «Господь мой Пастырь». – прим. пер.).

Укол ревности прошиб Роджера насквозь с такой силой, что перехватило горло – казалось, его душила чья-то сильная рука.

«Люта, как преисподняя, ревность; стрелы ее – стрелы огненные». (Песня Песней Соломона 8:6, Синодальный перевод – прим. пер.)

На мгновение Роджер закрыл глаза и принялся делать медленные глубокие вдохи. И с некоторым трудом выкопал из памяти первую часть той цитаты: «Ибо крепка, как смерть, любовь».

Он почувствовал, что удушение начинает проходить и возвращается способность думать. Ну, разумеется, Роб Кэмерон умеет петь: он же участвует в мужском хоре. И вполне понятно, что, увидев простейшие музыкальные пометки, которые Роджер поместил над текстами старинных песен, он попытался бы их пропеть. А дети – особенно Джем и Мэнди – очень любят музыку.

– А вы давно знаете Роба? – спросил Роджер и порадовался тому, что его голос звучал нормально.