Через поле по направлению к хижине прошли три английских офицера, они будто в упор не замечали бурлящей массы раненных, женщин и детей, которые толкались туда-сюда, совершенно не понимая, что делать дальше. Вытерев пот вокруг глаз краем своей косынки, я заправила её обратно в корсет и оглянулась в поисках хоть кого-нибудь номинально главного.
Похоже, никого из наших офицеров или здоровых мужчин не схватили; с нами следовали только пара хирургов, наблюдавших за перемещением инвалидов, и ни одного из них за последние два дня я не видела. Не было их с нами и сейчас. «Так, ладно», – мрачно решила я и подошла к ближайшему английскому солдату, который с мушкетом наготове, прищурившись, обозревал беспорядок.
– Нам нужна вода, – сказала я без предисловий. – Как раз за теми деревьями есть ручей. Могу я взять трех-четырех женщин, чтобы принести воду для больных и раненых?
Парень тоже вспотел: полинявшая красная шерсть его мундира почернела подмышками, и растаявшая рисовая пудра с его волос въелась в морщины на лбу. Он сморщился, показывая, что не хочет со мной разбираться, но я просто уставилась на него, стоя так близко, как только смела. Солдат оглянулся в надежде найти кого-нибудь, кому меня перепоручить, но три офицера скрылись внутри хижины. Смирившись, он пожал плечом и отвел взгляд.
– Ага, ладно, идите, – пробормотал он и повернулся ко мне спиной, доблестно охраняя дорогу, по которой все еще прибывали новые пленники.
Быстро пройдясь вокруг, я нашла три ведра и столько же вменяемых женщин, встревоженных, но не в истерике. Я отправила их к ручью и принялась обходить поле, бегло анализируя ситуацию – как для того, чтобы держать свое беспокойство под контролем, так и потому, что больше некому было это делать.
Интересно, долго нас будут тут держать? Если мы останемся здесь дольше, чем на несколько часов, нужно выкопать санитарные рвы – и солдатам они тоже понадобятся. Значит, оставим это дело армейским. Вода на подходе, но на некоторое время надо будет организовать постоянные рейсы к ручью за водой. Укрытие... Я посмотрела на небо: в дымке, но ясное. Те, кто мог двигаться самостоятельно, уже помогали переносить самых тяжелых больных в тень деревьев, росших вдоль одного конца поля.
«Где Джейми? Он в безопасности?»
Поверх окликов и встревоженных разговоров я то и дело слышала отзвуки отдаленного грома. Воздух прилипал к коже, густой и удушающе-влажный. Англичанам придется переместить нас куда-нибудь, – в ближайший населенный пункт, где бы он ни был – но это может занять несколько дней. Я понятия не имела, где мы находимся.
«Неужели его тоже схватили? Если так, приведут ли его туда же, куда поместили инвалидов?»
Существовала вероятность того, что англичане отпустят женщин, не желая кормить еще и их. Но жены останутся со своими больными мужьями – или же большая часть останется. И станут делить ту пищу, которую им дадут.
Я медленно шла вдоль поля и составляла мысленный список очередности оказания помощи: вон тот мужчина на носилках, скорее всего, умрет – возможно, до наступления полуночи (хрипы его дыхания были слышны за шесть футов). И тут краем глаза я уловила движение на крыльце хижины.
Семья, состоявшая из двух взрослых женщин с младенцем на руках, двоих подростков и троих детей, покидала свой дом, сжимая корзинки, одеяла и те пожитки, которые можно было унести. Один из офицеров проследовал с ними через поле и что-то сказал стражнику, очевидно, приказывая пропустить женщин. Одна из них остановилась на краю дороги и обернулась – но только один раз. Другие шли прямо, не оглядываясь. Где были их мужья?
«А где мой?»
– Добрый день, – улыбнулась я мужчине с недавно ампутированной ногой.
Имени его я не знала, но лицо было знакомым: один из немногих чернокожих мужчин в Тикондероге, плотник. Я опустилась рядом с ним на колени. Повязка на его культе сбилась и сильно протекала.
– Помимо ноги, как вы себя чувствуете?
Кожа его была бледно-серой и липкой, будто влажная простыня, но он слабо улыбнулся в ответ.
– Левая рука сейчас не слишком болит.
Он поднял ее, чтобы продемонстрировать, но уронил, будто свинцовую – не хватало сил, чтобы удержать ее.
– Это хорошо, – сказала я, скользнув пальцами под его бедро, чтобы приподнять. – Давайте я закреплю вам повязку... Через пару минут принесем вам воды.
– Было бы неплохо, – пробормотал он и закрыл глаза от солнца.
Жесткий от засохшей крови свисающий конец слабой повязки скрутился в трубочку, будто змеиный язык, и бинт перекосился. Сама повязка с мазью из льняного семени и скипидара была мокрой, ярко-розовой от сочащейся крови и слизи. Но ничего другого не оставалось, как использовать ее снова.
– Как вас зовут?
– Уолтер.
Глаза его по-прежнему были закрыты, он делал неглубокие вздохи. Я дышала так же, потому что горячий воздух, будто тугая повязка, сдавливал грудь.
– Уолтер... Вудкок.
– Приятно познакомиться, Уолтер. Меня зовут Клэр Фрейзер.
– Я вас знаю, – пробормотал он. – Вы леди Большого Рыжего. Он сумел выбраться из форта?
– Да, – ответила я и плечом вытерла пот с лица и глаз. – С ним все в порядке.