Unknown

– Он нашел золото. И Джем знает, где оно? – Роджер не мог поверить этой последней подсказке и поэтому поднял глаза к потолку, над которым спали его дети, укутанные в добродетель и мультяшные пижамы.

Бри нахмурилась.

– Джем? Это не совсем то, что сказал Па и если он действительно знает… – это ужасно большой секрет, чтобы доверить его восьмилетнему мальчику.

– Это правда.

«Восьмилетний или нет, Джем был очень хорош в хранении тайн», – подумал Роджер. Но и Бри была права – ее отец никого и никогда не обременит опасной информацией, не говоря уже о своем любимом внуке. Конечно, на это должна быть уважительная причина, и постскриптум давал понять, что эта информация была послана только на случай необходимости и непредвиденных обстоятельств.

– Ты права. Джем ничего не знает о золоте – только о том Испанце. И я не знаю, кто это может быть. Он никогда не упоминал ничего подобного при тебе?

Покачав головой, Бри повернулась, когда внезапный порыв ветра дохнул сквозь занавески в открытое окно ароматом дождя. Она поднялась и поспешила закрыть его, затем побежала наверх, чтобы закрыть окна и там, махнув Роджеру, чтобы тот посмотрел на первом этаже. Лаллиброх был большим домом, при этом необычайно хорошо оснащенным окнами. Дети все время пытались сосчитать их, но никогда одно и то же число не получалось дважды.

Роджер полагал, что мог бы как-нибудь пойти и посчитать их сам, решив этот вопрос раз и навсегда, но не хотел этого делать. У дома, как у большинства старинных зданий, была своя индивидуальность. Лаллиброх, разумеется, был уютный, большой и добротный дом, комфортно, а не грандиозно построенный, с эхом поколений, перешептывающихся в его стенах. Но так же, без сомненья, это было место со своими тайнами. И несколько спрятанных окон было вполне в довольно игривом духе этого дома.

Окна на кухне, теперь оборудованной современным холодильником, плитой марки «Ага» и неплохой сантехникой, но все еще со старинной, гранитной столешницей, покрытой следами сока смородины, кровью дичи и домашней птицы, все были закрыты. Тем не менее, он прошел через кухню и буфетную. Свет в глубине холла был выключен, но Роджер увидел решетку на полу около стены, которая обеспечивала доступ воздуха в убежище священника.

В дни после восстания его тесть недолго скрывался в нем – до своего заключения в тюрьму Ардсмуир. Роджер спускался туда всего однажды, когда они купили дом, и тоже ненадолго, выйдя из сырого помещения с полным пониманием того, почему Джейми Фрейзер принял решение жить в глуши, у отдаленной горы, где была свобода передвижения в любом направлении.

Годы скитаний, заключения, лишения свободы… Джейми Фрейзер не был политической марионеткой, и он знал лучше, чем большинство, какова была истинная цена войны, независимо от ее предполагаемой цели. Но Роджер видел, как его тесть, смущаясь, время от времени потирал свои запястья, где следы от оков давно исчезли, но память об их тяжести еще осталась. У Роджера не было ни малейшего сомнения: Джейми Фрейзер будет жить свободным, либо умрет. И на мгновение, с тоской, которая точила его кости, ему так захотелось оказаться там, чтобы сражаться рядом с тестем.

Начался дождь, и Роджер услышал его стук по шиферным крышам дворовых построек. Через секунду дождь внезапно разошелся не на шутку, окутывая дом туманом и водой.

– Ради нас… и наших потомков, – сказал он вслух, но тихо.

Это была сделка, заключенная между мужчинами – негласная, но полностью понятная. Ничто не имело значения, кроме того, чтобы беречь семью и защищать детей. И если за это нужно заплатить кровью, пóтом или душой – то цена будет заплачена.

– Oidche mhath, (спокойной ночи (гэльск.), - прим. перев.) – сказал он, кивнув в сторону убежища священника. Спокойной ночи тогда.

Он побыл еще немного в старой кухне, чувствуя объятия дома и его надежную защиту от грозы. «Кухня всегда была сердцем дома», – подумал он и обнаружил, что теплота плиты так же комфортна, как когда-то огонь в теперь уже пустом очаге.

Роджер встретил Брианну у подножия лестницы. Она уже переоделась для сна, но не для того, чтобы спать. Воздух в доме всегда был прохладен, а когда начинался дождь, температура опускалась еще на несколько градусов. На ней была не теплая пижама, а выглядевшая обманчиво невинно тонкая длинная ночная рубашка из белого хлопка с небольшой красной лентой, продетой сквозь нее. Белая ткань облегала ее грудь, словно облако вершину горы.

Он сказал ей об этом, она рассмеялась и не стала возражать, когда он прямо поверх тонкой ткани положил на ее грудь свои руки и соски в его ладонях затвердели, словно пляжная галька.

– Наверху? – прошептала она, и, прижавшись к нему, пробежала кончиком языка по нижней губе Роджера.

– Нет, – сказал он и крепко поцеловал ее, укрощая ощущения. – В кухне. Там мы этого еще не делали.