Unknown

Я ПРИШЛА В ПАЛАТКУ за своим маленьким термокаутером (медицинский инструмент для прижигания, прим. пер.) и обнаружила Джейми. Он сидел на раскладушке и, понемногу напрягая травмированную руку, изучал свой отрезанный палец, лежащий рядом на ящике. Обрубок, наспех завернутый мною в пластырь, смахивал на мумифицированного червя.

– Э-э... – деликатно начала я. – Мне, э-э-м, избавиться от него?

– Как?

Робким движением указательного пальца Джейми тронул кулёчек и тут же отдернул руку, как будто отрезанный палец внезапно зашевелился. Джейми нервно хмыкнул, но на смех это ничуть не походило.

– Сжечь? – предложила я.

На войне это был обычный способ утилизации ампутированных конечностей, хотя лично я никогда ничего подобного не делала. Идея сооружения целого погребального костра для кремации единственного пальца тут же показалось абсурдной, но не более безумной, чем мысль о том, чтобы просто бросить палец в один из костров, на которых готовили еду, в надежде, что никто этого не заметит.

Джейми с сомнением хмыкнул, давая понять, что он не в восторге от предложенного варианта.

– Что ж... полагаю, ты можешь его закоптить, – с таким же сомнением сказала я. – И хранить его в спорране на память. Так же, как Младший Йен поступил с ухом Нила Форбса. Не знаешь, он до сих пор его хранит?

– Да, хранит, – лицо Джейми вновь стало нормального цвета, когда он взял себя в руки. – Но, нет, не думаю, что хочу сделать так же.

– Могу замариновать его в винном спирте, – предложила я. Джейми слабо улыбнулся.

– Десять к одному, Сассенах, что не пройдет и дня, как его выпьют.

Я подумала, что он сильно преувеличил шансы. Скорее тысяча к одному. Мне удавалось сохранить свой лекарственный алкоголь практически нетронутым только благодаря тому, что, пока я им не пользовалась, его охранял один из наиболее свирепых приятелей-индейцев Йена. А ночью я сама спала с бочонком в обнимку.

– Что ж, думаю, что единственный вариант, который остается – это похоронить его.

– М-м-пф, – подобный звук означал согласие, но с оговорками, и я взглянула на Джейми.

– Что?

– Да, ну... – начал он довольно робко. – Когда малыш-Фергюс потерял руку, мы... Ну, это была идея Дженни. Но, знаешь, мы организовали небольшие похороны.

Я закусила губу.

– Ну, почему бы и нет? Ты хочешь сделать все тихо и по-семейному или надо всех пригласить?

Прежде чем Джейми успел ответить, снаружи послышался голос Йена, который с кем-то разговаривал, а мгновение спустя из-за входного полога показалась его взлохмаченная голова. Один его глаз почернел и опух, а на голове виднелась внушительная шишка, но улыбался Йен до ушей.

– Дядя Джейми? – произнес он. – Тут к тебе кое-кто пришел.

– КАК ЖЕ ТЫ ЗДЕСЬ оказался, друг дорогой? – спросил Джейми где-то после третьей бутылки. Наш ужин затянулся, и костер догорал.

Хэмиш вытер губы и передал обратно новую бутылку.

– Здесь, – повторил он. – Ты имеешь в виду, здесь, в глуши? Или здесь, сражаясь против короля?

Его прямой синий взор был так похож на взгляд самого Джейми, что тот улыбнулся, узнав его.

– Второй из вопросов – это ответ на первый? – уточнил он, и в ответ на лице у Хэмиша промелькнула тень улыбки.

– Да, так и есть. Ты всегда был шустрый, как колибри, a Sheaumais (Джеймс – прим. пер.). И телом и умом.

Заметив по выражению моего лица, что я, вероятно, не так быстро все схватываю, Хэмиш повернулся ко мне.

– Именно королевские войска убили моего дядю. А солдаты короля перебили воинов клана, разорили землю и оставили женщин и детей умирать с голоду, разрушили мой дом, а меня изгнали. Половину моих оставшихся людей они изморили холодом и голодом в этой безжалостной глуши.

Он говорил тихо, но в глазах горела страсть.

– Мне было одиннадцать, когда они явились в замок и вышвырнули нас. В день, когда мне исполнилось двенадцать, меня заставили присягнуть королю – мне сказали, что я стал мужчиной. И к тому времени, как мы добрались до Новой Шотландии... я им и стал.

Хэмиш повернулся к Джейми.

– Тебя тоже заставили принести клятву, Sheaumais?

– Заставили, – тихо произнес Джейми. – Однако вынужденная клятва не может связать человека и лишить его понимания того, что правильно.

Хэмиш протянул руку и Джейми сжал ее, хотя они и не смотрели друг на друга.

– Нет, – уверенно сказал он. – Не может.

Возможно, и нет, но я знала, что, как и я, оба они сейчас думают о словах той клятвы: «Пусть буду я лежать в неосвящённой могиле, навеки разлученный с друзьями и родными». И оба, как и я, размышляли: насколько велика вероятность, что именно такая судьба им и уготована?

И мне.

Я прочистила горло.

– Но остальные, – сказала я под натиском воспоминаний о многочисленных знакомых-лоялистах в Северной Каролине, осознавая, что и в Канаде их предостаточно. – Те горцы, которые верны королю?

– Ну, да, – тихо произнес Хэмиш и посмотрел в огонь, в свете которого морщины на его лице стали глубже. – Они храбро сражались, но их сердце было разбито. Сейчас они хотят лишь мира и чтобы их оставили в покое. Но война никого не оставляет в покое, не так ли?