Unknown

На мое счастье, друг папы никогда не был в нашей лесопосадке и не знал, что через нее частенько ходят люди с поезда. Она вся испещрена тропинками. Из-за высокой травы друг папы тропинки не приметил. Когда он снял штаны, по тропин­кам пошли люди, они появились тихо и внезапно. Друг папы силь­но засуетился. А потом случилось страшное — по тропинке зашагала с поезда воспиталка из продленки. Она увидела лежащую меня и друга папы, который с сильной улыбкой застегивал ремень. Она сказала: «Тааааааак.» Она когда говорила это свое — «тааааак», я вжималась в пол. Друг папы тоже вжался в пол. Потом она сказала: «Ну-ка! Вы кто такой?» Он пролепетал, что он друг моего папы. Она сказала: «И как зо­вут ее папу, интересно?» Он ответил: «Николай. Петрович?» «Нет! — восторжествовала она. — Его зовут Виктор Федорович». Я посмотрела на друга папы с презрением и пока­чала головой. Эх, ты! — подумала я. Эх! А ведь мы могли бы так здорово дружить!

Они еще долго разбирались, она хотела вызвать милицию, но тог­да же не было мобильников, надо было пилить до телефона-автомата. А лживый друг папы отказывался куда-либо пилить. Они пререкались минут пять, и друг папы исчез. Вос- питалка переключилась на меня. Повела домой, голосила по дороге во все горло, а встретив мою мать в магазине, заголосила еще сильнее и рассказала ей в черных красках, как я лежала с другом папы. Предательница, подумала я. Подлая тварь. Она не понимает, у нее нет мозга! Она не понимает, что мою мать нельзя волновать, что второго инфаркта ей не пережить!

Мать отвела меня домой и отпиз- дила скакалкой от бессилия. Тогда я поняла очень четко, что дружить со взрослыми тоже нельзя.

Хотелось дружить с призраками, или с человеком-невидимкой, или с ино­планетянами. Чтобы они были силь­ные и честные, чтобы они защищали меня. Все призраков боялись, я же искала встречи с ними. Так и не до­велось. Хотя я несколько раз успеш­но симулировала контакт перед своей матерью, и она опять мне по­верила. Потом рассказывала женщи­нам с работы про то, что я не только лунатик, но и медиум. Я, упиваясь своим враньем, рассказывала матери, кто приходил из мертвых, кто когда прилетал из инопланетян. Но насто­ящих мертвых я так и не встретила. Обидно. За всю жизнь свою — ни одного призрака! Только реальные были друзья, из плоти и крови.

Опасная наша компания немно­го повзрослела. Началось курение, травка, алкоголь — все в этой же ле­сопосадке. Затем последовали ран­ние соития.

И тут — ужасная новость, вско­лыхнувшая весь поселок, поко­робившая даже самых плохих. «Семеро подростков зверски из­насиловали и убили пятиклассни­ка в лесопосадке. Зашили ему рот, чтобы не кричал, просунули ему колючую проволоку в задний про­ход и проворачивали ее, пока она не вылезла из горла.» Там было много подробных описаний, их страшно себе даже представить. Подростков поймали и вроде как куда-то посадили, но потом они вышли через два года, все до еди­ного. И ходили на наши дискотеки в ДК. Семеро убийц стояли с пивом в руках, разглядывали танцующих девочек, а те почему-то все силь­нее выгибались. Тогда было очень модно танцевать, выгибаясь всем телом. А за ходом дискотеки на­блюдала работница дома культуры, женщина 45 лет, Вера Федоровна. Наблюдала благостно за тем, как выгибаются девочки и сосут пиво убийцы. С легкой полуулыбкой че­ловека, у которого все под контро­лем — и убийцы, и девочки.

Нужно было уйти с дискотеки рань­ше всех, но сделать вид, что ты еще не уходишь, что ты так, секундочку подышать — и вернешься. А сама, пригибаясь, незаметно, вдоль вы­сокого парапета, по клумбе, кото­рая в тени, — через дорогу, под деревья, и домой, домой! Чтобы никто из убийц не увязался за то­бой, чтобы они были уверены, что ты еще повыгибаешься перед ними, а потом у них будет возможность тебя «проводить» — то есть пре­следовать и при удаче — выебать в лесопосадке. И вот было важнее всего — успеть уйти с дискотеки раньше, проскользнуть мимо той двери второго этажа, за которой та­ится прыгун, незамеченной, а потом тихонько, стараясь идти беззвучно, добираться до своего пятого этажа. Нужно было предварительно вы­яснить, есть ли там кто, в темном пролете между четвертым и пятым. Потому что там часто кто-то был, выбивал лампочку, поджидал меня, не пускал домой, к маме, которая ложилась рано и спала блаженно, не зная, что в подъезде ее дочку ти­скают плохие парни — обязатель­но будущие убийцы. Спи мама, спи в своей колыбели виноградных лоз, у него в кармане колючая прово­лока, щас он ее достанет и назавтра все ужаснутся, а ты, конечно, неиз­менно умрешь от горя.

Потом кто-то разрезал ватную дверь, входную ватную дверь в нашу квар­тиру с номером 15. Рррраз так, но­жичком по всей ее длине прошелся. И от злости написал на стене в подъ­езде «Наташа, соси хуй». Желтая дверная вата бесстыдно выверну­лась из раны. Это был такой позор! Потом кто-то замазал эту надпись. Мы зашили дверь. Потом кто-то раз­резал ее повторно в другом месте. Мы снова зашили.