Unknown

И герой старается показать всем, что мир – с ним. Будущее явного благополучия – его. В общем, разбойник вовсю старается показать свое мирское благородство, «породу». И здесь очень хорошо видно – как те же внешние блага, но не ориентированные на неизреченный смысл – совершенно меняются по своей сути. Ведь вполне может существовать темная эмпатия к культурным представлениям, представления теперь сами по себе – самодостаточный кумир. Культурное поведение делал истинно культурным – высший смысл, а не проявленный рисунок представлений как таковой. Теперь же темный герой показывает – как именно он берет цветок, и как он умеет поворачиваться и двигаться не просто так, а как надо, по правде, «культурно». И расплывается в улыбке и золотой зуб блестит… Ах, он нюхает цветок. Хорошо. Ах, он садится на прохладе. Еще лучше. Но это, очевидно, вовсе не культура поведения, а представления о собственном эмоциональном благополучии, эгоистичная эмпатия. И в этих представлениях другим определена роль шестерок, которые работают на его развлечения и судьбу.

А весь веер доступных действий теперь уже темной основы должен заставить других следовать именно этому рисунку. Герой только-только вступил на темный путь, и поэтому его нынешние владения эмпатии – это, в значительной степени, и предначертанные ему свыше аспекты бытия. Поэтому на данном этапе герой очень часто безнаказан явным образом, и ему ошибочно кажется, что его действия неостановимы. И герой прямо таки расплывается в очень характерной улыбке, наполненной радостной бодрой угрозой, которая говорит: я как подумаю, что вы, безнадежные шестерки, столкнетесь с моими возможностями (житейского) величия, без шансов. Ну а события темных основ в максимальном варианте высокомерия хорошо знакомы по разбойникам. А что, если пал по полям пустить? А может, красного петуха по хатам в непокорной деревне? О! Деревня-то под горой, а на ней – камни. Короче говоря, такие разбойники в том, что касается основ, рассуждают категориями житейского величия, житейского «технологического» плана: тетива натягивается, пуля просвистит, ну а тяжелый бидон с бензином нужно разливать на целевую область аккуратно, приставными шагами и порциями.

А вот герой вовсе и не разбойник, но его действия и стремления по целевой логике влияния идентичны. Герой ест, набив рот - брызги, частички еды летят на окружающих. И он так себя повел, по сути, специально. Это дает ему ощущение размаха собственного благополучия, и одновременно ущемленности благополучия других, а они желательно, чтобы еще и еду ему поднесли, попутно хваля его за то, что он такой резкий-резкий. Герой пришел, смахнул на стол покупки, так что бутылки едва не разбились, потеснив соседа по коммуналке. А пусть знает! Благополучие от всех купленных запасов – ему, а ты –посторонись, слабина! Ведь он уверен, что его житейское величие необоримо. Пока уверен.

Но на следующем этапе экспансия блокируется. Он, возможно, совершал бы грехи и дальше, все более тяжкие. Но теперь по всем направлениям экспансии его вопрошают: позвольте, а вот эти ваши, так сказать, деяния – разве они приводят к решению поставленных вопросов неизреченной реальности? Теперь герой уже не пытается завоевать вселенную своей мирской правдой, навязать свои представления благополучия. Теперь на ограниченной территории герой пытается уже не навязать, а отстоять свою «правду». Один нюанс: на этой территории зачастую есть и другие темные герои, отстаивающие каждый свои представления.