В марте 1974 года из-за плотной блокады вокруг себя я вынужден был объявить о закрытии журнала "Вече". Москвичка Мельникова и читатель журнала И. В. Овчинников не согласились со мной и заявили, что будут и дальше издавать журнал, уже без Осипова. В апреле, когда уже пошли первые обыски в Ленинграде, Мельникова и Овчинников выпустили из имевшихся в редакционном портфеле материалов так называемый № 10 "Вече". Но затем объявили, что и они прекращают издание журнала "в связи, — как они выразились, — с возбуждением уголовного дела". В этих условиях я решил, что обязан вновь, несмотря ни на что, издавать свой журнал. Дело касалось моей чести: я не мог спрятаться в кусты "из-за возбуждения уголовного дела". В отличие от Овчинникова, я-то всегда ждал гонений, все время знал, что хожу по лезвию бритвы. 1 августа 1974 года я начал издание нового православно-патриотического журнала, теперь под названием "Земля". Адрес прежний: село Рождествено Александровского района, Владимирской области. Гвоздем первого номера "Земли" стали беседы о. Димитрия Дудко в своем храме — беседы, ставшие целым событием того времени. Помнится, отца Димитрия стали называть тогда "православным Сахаровым". Публично, с амвона, православный священник бичевал атеизм, падение нравов, алкоголизм, социальную апатию и космополитизм. Его поучения резко расходились с ура-пропагандой официальной печати и телевидения. Впоследствии и он был арестован за эти проповеди.
Мой помощник по второму журналу "Земля" (его фамилия тоже была на обложке) Вячеслав Родионов не ответил ни на один вопрос судьи. "Вы что, отказываетесь давать показания?" — "Нет, я только отказываюсь отвечать на данный вопрос". И так раз за разом, на все вопросы судьи. Иначе вел себя свидетель Ростислав Репников. Он уличил меня в "преступной беседе" с Броунингом, на которой американофил был переводчиком. Свидетелю Дьяконову стало стыдно, и он отказался от своих "посадочных" показаний. Но практически отказ на суде значения не имеет. Я имею в виду политические процессы. Иванов-Скуратов, подобно Дьяконову, от своих показаний в части "антисоветизма" моих очерков тоже отказался, но это тоже не меняло дела. Светлана Мельникова на суд не явилась, но ее показания на следствии о том, что я "гордился своей известностью на Западе" и был "чувствителен к тому, что говорят о нем по западному радио" (т. 5, л. д. 5—7), остались в обвинении как характеристика моей враждебной настроенности к советскому строю. Спасибо, боевой соратник!
В своем последнем слове я заявил о полной неправомерности суда и о своей полной правоте: "Я абсолютно невиновен. Свою патриотическую деятельность по изданию православного журнала "Вече" считаю необходимой и важной". 26 сентября 1975 года Владимирский областной суд приговорил меня по ст. 70 часть 2 УК РСФСР к восьми годам лишения свободы. Сжалились: могли дать полный червонец. Видно, сыграло роль "исключение из обвинения одного из эпизодов". Кроме того, еврей Андропов, видимо, не хотел демонстрировать свою особую свирепость в отношении русского национализма. Когда в феврале 1962 года Мосгорсуд дал мне семь лет, я, вернувшись в камеру, отказался от ужина. Был потрясен приговором. Теперь, получив новые восемь лет, съел баланду и в охотку попил кипятка с сахаром. Закалили коммунисты русского человека.