Unknown

 Эрцгерцогиня еще не видела кронпринца лично, но шесть миниатюр и портрет в полный рост подготовили ее к тому, что встретит она вовсе не Адониса или барона Тренка, вот и всё; Корреджо в век Карла Пятого не смог бы для обоснования своих притязаний на должность придворного живописца нарисовать что-то лучшее, чем эти точные портреты его королевского высочества, на которых он изгибался, словно греческая статуя, а его тусклые глаза, кажется, лучились нежностью и обожанием. Нареченная невеста кронпринца договорилась с герром Бенкендорфом, что о ее визите будет знать только он и великий герцог, и, прежде чем приехать ко двору, получила от премьер-министра и его королевского величества клятву, что всё будет сохранено в тайне от кронпринца.

 Вероятнее всего, при первом знакомстве с будущим мужем все романтические планы юной эрцгерцогини, желавшей пробудить невольный интерес в сердце кронпринца, развеялись, но не будем допытываться, как так случилось, что в тот же вечер в ее романе появился новый герой, к появлению которого она была совершенно не готова и чье появление внесло полную сумятицу в ее сюжет.

 Эрцгерцогиня искала любви и личного счастья, ее поведение было необдуманным и предосудительным, юная надменная эрцгерцогиня смиренно каялась, предчувствуя, что после столь болезненного разоблачения они никогда больше не встретятся, сообщала, что лишь из-за Вивиана она жалеет о произошедшем и молится, чтобы он был счастливее, чем она, умоляет, чтобы он простил ее и забыл. Вивиан перечитывал письмо эрцгерцогини снова и снова, а потом спрятал его на груди. Сначала он подумал, что обречен на одинокую жизнь и должен скрывать свои слёзы, но он ошибался. Через несколько минут Вивиан очнулся от охватившей его апатии. Раскаяние или сожаления о прошлом, заботы или опасения будущего - кажется, всё это выветрилось из его головы. Он с безумной улыбкой посмотрел на небеса, в его улыбке были равно отчаяние и вызов, кажется, сейчас Судьба нанесла свой самый тяжелый удар, и Вивиан наконец-то получил горькое утешение - право считать себя самым несчастным из людей. Когда человек верит в Судьбу и в то же время насмехается над ней, мы можем с уверенностью сказать, что он считает себя окончательно погибшим.

 

 

 

 ГЛАВА 2

 

 Эспер предложил остановиться на следующей почтовой станции, так они и сделали. На самом деле Эспер предлагал там переночевать, потому что и они с Вивианом, и лошади очень нуждались в отдыхе, но Вивиан стремился в Вену, в город, в который он мчался уже два дня. Кровь его кипела, способность думать полностью испарилась, он был полон решимости действовать отчаянно, но не мог решиться на какой-нибудь решительный шаг. Вивиан еще не знал в точности, что сделает по прибытии в столицу Австрии - пустится во все тяжкие или бросится в Дунай. Еще он раздумывал, не присоединиться ли к грекам или к туркам, неважно, к кому, вероятнее всего, к туркам, или, возможно, пойти на службу к американцам. Мысль о возвращении в Англию ни разу не пришла ему в голову, в Вене он ожидал получить письма от отца и почти жалел об этом, поскольку в избытке горя Грею было больно сознавать, что в этом мире у него еще остался друг.

 Была прекрасная лунная ночь, но ехали они по гористой местности, так что, несмотря на ободряющие призывы Вивиана и соответствующие усилия форейтора, путники ехали эти восемь миль примерно два с половиной часа. Проехать больше сегодня ночью было просто невозможно. Лошадь Эспера совсем выдохлась, и даже Макс явно устал. К счастью, на почтовой станции была гостиница. Почтовая станция находилась не в деревне, насколько поняли путешественники, поблизости деревни вообще не было, и внешний вид постоялого двора вовсе не обещал приятное проживание. Эспер, у которого восемнадцать часов маковой росинки во рту не было, не рад был представшей перед ним перспективе. Но переживал он не только за себя - столь же сильно Эсперу хотелось, чтобы его молодой хозяин хорошо отдохнул ночью, и, предчувствуя, что ему придется применить свои умения и постелить Вивиану постель в карете, он начал выспрашивать у почтмейстера, может ли тот их разместить. Хозяин гостиницы выглядел очень благочестиво, в черном бархатном капюшоне, с удивительно кротким и милосердным выражением на лице. Его длинные черные волосы были заплетены в изысканную косицу, шею обрамлял воротник из оловянных медалей, которые недавно были окроплены святой водой и получили благословение нижней юбкой Девы Марии, поскольку почтмейстер только что вернулся из паломничества к прославленной святыне Черной Богоматери Альтеттинга.

 - Мой славный друг! - Эспер лукаво смотрел на хозяина гостиницы. - Боюсь, нам нужно поменять лошадей, боюсь, вряд ли вы сможете нам предоставить парочку.

 - Друг мой! - ответил хозяин гостиницы, благоговейно перекрестившись. - Человек должен не бояться, а уповать.

 - Если постели в вашей гостинице столь же хороши, как ваши афоризмы, - рассмеялся Эспер Георг, - клянусь, как говорит один мой друг, сегодня я у вас переночую.